– Приведу к нормальному бою, – подсказал я. – Только тут, Вольдемар, процесс, чреватый обратной связью. Аленка – еще тот фрукт. Кто кого выдрессирует – бабушка надвое сказала…

Итак, вечером мы сидели в «Элефанте». Пошехонский обееручь имел двух хорошеньких белоголовых особей младого возраста, чьи лобки едва прикрывали коротенькие юбчонки, был слегка взвинчен и жаждал психореабилитации.

– А я ему, в натуре – нэ-нэ, блин! А он, мля, в натуре – ну че за дела, пасаны! Блин, кочумайте, пасаны – от винта! Ну, я секу – не-е-е, неконкретный пасан! Ну че – я ему: короче! Че ты тут, в натуре, понты гонишь?! А мы с Олежкой того…

Я вполуха слушал традиционный треп Пошехонского, неспешно потягивал коньяк и настороженно наблюдал за кабинкой, расположенной напротив нас через зал. В «Элефанте» столы размещены вдоль стен и отделены друг от друга полутораметровыми деревянными барьерами, которые не затрудняют созерцание пирующего люда и в то же время создают иллюзию уединения. Это удобно и уменьшает вероятность возникновения конфликтной ситуации: соседи, сидящие за двумя близлежащими столиками, вас не видят и потому бросить бутылкой либо метнуть вилку не могут, а метать вышеупомянутые предметы через зал – далековато.

Так вот, напротив нас заседали какие-то буйные. Буйные наличествовали числом три, потребляли водку стаканами, громко галдели, кривлялись и напропалую крыли матом. Особенно старался один из них, загорелый худощавый черныш, разодетый как павлин – весь из себя такой пестрый и броский – с прической «амнистия» и золотой серьгой в правом ухе. Ранее эту троицу я в «Элефанте» не наблюдал, тот факт, что никто из персонала не удосужился поправить распоясавшихся посетителей, вызывал недоумение (в «Элефанте» отдыхает солидная публика), и потому я прогулялся в холл под предлогом посещения уборной и поинтересовался у мэтра – а кто, собственно, такие?

– Ильяс Шайтуров с дружками, – недовольно буркнул мэтр. – Третий день зависают. В среду откинулся. За счет заведения отдыхают, соколики…

– Шайтуров, Шайтуров… – я пожал плечами – столь исчерпывающая информация мне ничего не говорила.

– Да ты что – не в курсе? – даже как-то обиделся мэтр. – Это же Марата братишка меньшой! Пять лет отсидел за убийство – в среду только вышел. Родной брат – вот и терпим. Пусть покуражится. Все равно долго не погуляет – скоро залетит. А залетит обязательно – конченый пацан. Если б не брат, давно бы его пришили, потому как отморозок. Желающих – хоть отбавляй…

Получив информацию, я вернулся на свое место, допил коньяк и предложил Пошехонскому переместиться для продолжения культурного отдыха в более подходящее местечко.

– Не понял – че такое? – театрально взвился Вовка. – Че за дела, братуха?

– Сидим неудобно, – лаконично пояснил я, не желая вдаваться в подробности. – Поехали ко мне – по дороге объясню.

– Ты че – из-за этих поцев? – понятливый Вовка потыкал растопыренной пятерней в сторону Ильяса со товарищи. – «Быкуют», типа, мешают, в натуре, а? Так щас я пойду скажу, чтобы заткнулись, в натуре! Меня в этом городе каждая собака…

– Никуда ходить не надо, – не на шутку обеспокоился я. – Ты, Вова, в этом городе два года. А есть такие, которые пять лет здесь не были – так что знать ты их не можешь.

– Это вот эти, что ли, не были? – презрительно оттопырил губу Пошехонский, опять тыкая картинно развееренными пальцами в сторону троицы. – Да я в гробу их видал! Мы с тобой уломаем их за десять секунд – я те отвечаю!

– Не стоит с ними связываться, – неожиданно выдала зрелую мысль одна из белоголовых особей, сидевшая справа от Вовки. – Вы хоть и крутые, но против Марата вам не потянуть. А это его брат – Ильяс. Я знаю его, мы в одном дворе живем…