– Нет, Никита. Не надо, – кидаюсь к нему. – Я пойду завтра. Куда скажешь. И сделаю, все, что захочешь!

Никита прекрасно понимает, что для меня значит бандура. Это призрачный эфемерный шанс вырваться отсюда, из этого болота, пойти учится дальше, поступить в ВУЗ, получить профессию. Стать кем-то, а не подстилкой для одного из его дружков.

Ради бандуры я готова почти на все. Даже играть в электричках.

– Вот и умница, – криво улыбается брат, наконец, пряча бандуру и закрывая окно.

Забираю дорогой сердцу инструмент и тихо всхлипываю. Не представляю, что я завтра буду делать. Первая пара у меня история. Ее можно пропустить, там преподаватель неплохой, особо за прогулы не гоняет и я у него на хорошем счету. Но как же я буду милостыню просить? 

– Тебя Санек встретит и скажет, какие маршруты твои. На чужую территорию не заходи, поняла. Иначе получишь… Санек в разборки вмешиваться не будет.

Коротко киваю, продолжая поглаживать лакированный корпус.

– Завтра в полседьмого, чтоб была на вокзале. Усекла!

Снова киваю. Значит, выспаться мне не светит. До вокзала добираться минут сорок пешком. Можно и маршрутками, но это дорого. Может, хотя бы от кинотеатра доехать, а там уже своим ходом. В шесть утра еще темно. И страшно. Где-то у меня завалялось несколько гривен. Ладно, не пообедаю в колледже, но зато посплю подольше и целой останусь.

Кидаю многозначительный взгляд на часы. Большая стрелка зависла над цифрой двенадцать. Надеюсь, Никита поймет без слов, что ему пора убираться.

− Ладно… отдыхай, − милостиво разрешает, замечая мой красноречивый намек.

− Спасибо, − едко ворчу в ответ.

Нарываюсь. Он ведь может из мести вернуться обратно и мешать мне уснуть еще где-то час-полтора своими бессмысленными разговорами. Брату-то спешить некуда, дрыхнет весь день, а ночью в игры на компе рубится или шатается где-то, а чаще дебоши с друзьями на кухне устраивает, так что соседи по батареям стучат и полицией угрожают.

Но на этот раз мое негодование игнорируют. Видимо, боится, что если не высплюсь, то и петь, и играть буду хуже, а значит, денег меньше соберу.

Вздыхаю с облегчением, когда дверь за братом закрывается, и быстро переодеваюсь в старенькую пижаму. В ванную тоже бегу, стараясь не попадаться на глаза − авось Никите еще какая-то гениальная идея в голову стрельнет, как можно меня использовать в качестве добытчика денег − и с наслаждением ныряю под одеяло. На сон осталось чуть больше четырех часов… 

Кажется, что лишь на секунду смыкаю глаза, а уже настойчивая трель будильника прорывается сквозь крепкую дрему. Умудряюсь отключить раздражающий звук и вновь провалиться в сон. За окном темно и сознание никак не желает сообразить, отчего мне нужно в такую рань подниматься. 

Через три минуты трель повторяется, и на этот раз я хоть и с трудом, но прихожу в себя. Обрывочные воспоминания понемногу проклевываются сквозь остатки сновидений. Электричка… Бандура… Санек… Будь он неладен!

Медленно поднимаюсь со скрипучей старенькой кровати и топаю умываться. Прохладная вода быстро приводит в чувства. Неплохо было бы и позавтракать, но Никита прав – в холодильнике шаром покати. Унылые пустые полки. Лишь плоская до последней капли выдавленная упаковка из-под майонеза, заплесневелая горбушка и полбутылки уксуса. 

Тихо вздыхаю и захлопываю дверцу допотопного “Днепра”. Зато в шкафчике над столом нахожу пачку со старым чаем. Запаха от заварки уже не ощущается, но хоть кипяток можно закрасить в грязновато-коричневый цвет и представить, что пьешь что-то вкусное. Смутно припоминаю, у меня в кармашке рюкзака должен быть пакетик с сахаром. Как хорошо, что подруга Лиза предпочитает напитки без него, и когда покупает в буфете кофе, то все стики отдает мне.