– Вы, Танечка, не думайте, что я обузой своей родне стану. Будет им от меня и польза. Я ведь деток-то не имею, а нажитое кому-то оставлять придется. Вот пообщаемся мы с Татьяной, я ей свои сбережения и отпишу. Если человеком достойным окажется. А главное, есть у меня дело нерешенное. В нашей семье уже несколько поколений хранится брошь. Ценность ее невелика, если деньгами мерить. Но традиции семьи накладывают на меня ответственность за дальнейшую судьбу броши. Мне она была подарена матерью на совершеннолетие. А я, следовательно, должна была передать ее своей дочери, если бы таковая у меня имелась. Или же супруге моего первенца, если бы рождались у меня одни мальчики. Своим детям передать семейную реликвию я возможности не имею, вот и приходится искать достойного кандидата из числа дальних родственников. Да я вам сейчас ее покажу, вы сами все и поймете.

Тетушка скрылась в глубине квартиры. Послышался скрип открываемых засовов, стук деревянной крышки, и наконец Ида появилась в дверях, неся на бархатной подушечке ювелирное украшение. Протянув мне подушечку, она с гордостью сообщила:

– Считается, что эту брошь привез из Австрии мой прапрапрапрадед и преподнес своей супруге в честь рождения дочери. С тех пор и передают ее в семье по наследству девицам на совершеннолетие.

Я стала разглядывать украшение. Массивная брошь размером в пол-ладони была выполнена из серебра и инкрустирована полудрагоценными камнями. По форме она напоминала асимметричную звезду с множеством лучей. Изделие по современным меркам довольно безвкусное, но если его возраст насчитывает несколько поколений семьи Леманн, то стоимость этой безвкусицы может оказаться нешуточной. Я была слегка смущена тем, что Ида Леманн демонстрирует такую дорогую вещь человеку, по сути, совершенно постороннему. Буквально первому встречному. С моим опытом по части криминальных драм такое поведение казалось вдвойне неосмотрительным. Сама же владелица броши в своем поведении ничего неосмотрительного не замечала.

– Чудесная брошь, верно? – любуясь украшением, сказала Ида. – Как вы думаете, Татьяне понравится мой подарок?

Отчасти не желая разочаровывать пожилую женщину, отчасти оттого, что действительно так считала, я ответила:

– Думаю, Татьяна будет на седьмом небе от счастья.

Хозяйка зарделась, как красна девица от комплимента ухажера. Отобрав у меня подушечку с украшением, она попросила:

– Вы, когда будете письмо передавать, обязательно про брошь скажите.

– Именно так я и собираюсь поступить, – заверила я.

После этого мы обсудили детали моего визита к Коровиной, обменялись номерами телефонов и, уговорившись созвониться, расстались.

Из Хаймынска я выехала в полдень. Погода прояснилась, но дороги, как водится, в порядок приводить не спешили. Впереди меня ожидал нудный заснеженный путь. Благополучно миновав пост ДПС, я оказалась один на один с последствиями зимней стихии. Двигаться по занесенным дорогам – удовольствие сомнительное, но выбирать не приходилось.

Проехав километров тридцать, я оказалась у выезда на основную трассу и, поздравив себя с тем, что без приключений выбралась из провинциальной глубинки, приготовилась к завершающей стадии путешествия. Впереди простиралась пустынная трасса. Редкие автомобили проносились мимо, не задерживая на себе моего внимания. Прибавив скорость, я ехала по трассе, размышляя над превратностями судьбы. Вот ведь как в жизни бывает. Живет человек, день за днем век отмеряет, о старости и не задумывается. А старость – она тут как тут. «Привет, – говорит, – человек! Не ждал меня? Напрасно! Я вот о тебе не забывала, с нетерпением встречи ждала. А ты, как водится, к встрече-то и не готов? О чем мечтал в молодости – не сделал. Из того, что планировал, – ни одного пункта не выполнил. Дом не построил, дерево не посадил, сына – и того не воспитал! Все думал, успеется. А время-то – вещь коварная, обратного отсчета не ведет!» И начинает человек суетиться. Наверстывать упущенное. О родне давно забытой вспоминает, примирения ищет. Так вот и моя случайная знакомая. Прожила жизнь, о Коровиных и не вспоминая. Без них хорошо было. А то плохо ли? Ни проблемы, ни заботы дальней родни размеренности жизни не нарушали. А когда старость пришла да одиночество одолело, без зазрения совести свои горести и печальные мысли им навязывать надумала. Хотят не хотят – дело десятое. Лишь бы самой без зрителей не остаться.