Это только в последнее время, после награждения меня звездой Героя, они поутихли, но я не сомневался, что дай только повод, и снова моё имя будут полоскать по полной программе. Суслов никуда не делся, а уж он, судя по всему, сильно на меня обиделся за разоблачение своего небольшого приработка на стороне перед Брежневым. И, самое главное, треснул так давно лелеемый им образ простого бессребреника, который он так тщательно культивировал многие годы в ЦК. Те, кому нужно было, теперь знали, как обстоят дела на самом деле и чего стоит эта его видимая простота.

– Иван? – с кровати раздался тихий голос Димы.

– Нет, агент ЦРУ, – ответил я, раздеваясь и понимая, как сильно от моей одежды пахнет женщиной. Запах её терпких духов явно разнёсся по комнате.

– Один день, всего один день прошёл, а ты уже нашёл себе девушку, – раздался обречённый голос с соседней кровати.

– Завидуйте молча, Дмитрий, – хмыкнул я, отправляясь в душ, слыша, как грустный вздох раздался мне вслед. На личном фронте у него было всё печально. Нет, девушки у него были, как не быть-то с такой машиной, но вот надолго они почему-то не задерживались.

***

Весь следующий день был посвящён тренировкам, а когда стемнело, я опять отправился к Кэти, с которой мы провели вторую яркую ночь. Рано утром, вернувшись на такси к кампусам университета, я постарался незамеченным вернуться к себе в комнату, но на входе в общежитие улыбчивый охранник, проверив мой пропуск, попросил заглянуть в комнату рядом со входом, сказав, что там меня ждут. Удивившись, я направился туда.

В абсолютно пустой комнате стоял только небольшой прямоугольный стол, два стула, на одном из которых вальяжно сидел незнакомый мне человек.

– О, Иван! – обрадовался он на неплохом русском, увидев меня. – Проходите, у нас есть к вам небольшой разговор. При этом он достал жёлтый бумажный конверт на завязках и демонстративно вытащил оттуда целую пачку фотографий, на которых мы с Кэти были изображены в весьма недвусмысленных позах.

«Нет, всё же в Америке тоже есть идиоты», – я едва не приложил руку к лицу и прошёл к столу, так же вальяжно развалившись на стуле, как и он.

– Мы бы хотели с вами подружиться, – с благодушной и покровительственной улыбкой сказал он, будто невзначай дотрагиваясь до фотографий.

– Кто это «мы»? Или у вас шизофрения? – полюбопытствовал я, решив по полной оторваться в этом разговоре, чем вызвал его оторопелый взгляд на меня.

– Мы – это некая дружественная вам организация, – попытался выкрутиться он.

– Я вас сейчас сильно разочарую, но у меня нет друзей, ни здесь, ни дома, – улыбнулся я, взяв в руки одну из самых ярких фотографий, где лицо Кэти было искажено гримасой наслаждения, – можно я эту себе на память возьму?

Улыбка с лица неизвестного стала спадать.

– Иван, вы, видимо, не понимаете, в каком положении находитесь.

– Да? – сильно удивился я. – Ну что же, расскажите мне об этом.

– Если эти фотографии попадут в вашу прессу, а они туда обязательно попадут, если мы не договоримся с вами, – начал он стращать меня, – вам грозят нешуточные проблемы за аморальное поведение: исключение из сборной СССР, всеобщее порицание и как минимум забвение как спортсмена. С вашей карьерой великого спринтера будет точно покончено.

– И вам совсем не жалко бедную девочку? – изумился я, показывая на Кэти. – Она же ваша спортсменка всё-таки!

– Иван, вам лучше сейчас думать о себе, – напрягся он.

Я тяжело вздохнул.

– Я почему-то раньше думал, что в ЦРУ работают умные, талантливые люди, – начал я, – знаете, такие рыцари без страха и упрёка, а, встретившись с первым же представителем этой организации, я вижу то же, что и везде: серость и убогость!