Так и течет монастырская жизнь. С ее маленькими событиями. И большими человеческими проблемами.

«Годы мои немаленькие! – думает Дубравин, доставая градусник из-под мышки. – Здоровья уже не прибавляется. Вот и новая напасть. Стал просыпаться среди ночи. И пялиться глазами в темноту… Ого, тридцать восемь. Поэтому и знобит. Надо все-таки принять таблетку и доспать».

Проглотил жаропонижающее и снова прилег в тишине. И поплыл.

Мысли тягучие, вялые. Текут одна за другою медленно-медленно, как облака на сером небе. А потом провал. В небытие. И откуда-то из глубины сознания выталкиваются картины. Прошлого? Будущего? Кто знает?

Горячий липкий туман окутывает его. Маленького мальчика. Он болен. Тело горит. Лихорадит. Бьет озноб. И нестерпимая дергающая боль. Нога превратилась в огромную, распухшую, огненную, сине-красную колоду. Все плывет перед мокрыми от слез глазами. И он тихо постанывает в те моменты, когда пульсирующая боль становится невыносимой… В спальной светлой комнате никого. Только он и дядька Андрей в своей неизменной бело-черной морской форменной робе. Красивый, с белым лицом и моржовыми усами.

Он ударился коленом, когда полез на полку за книгой. И теперь второй день лежит на кровати в спальне, украшенной по стенам картинами – «Иван-царевич на Сером Волке», «Курочка Ряба», «Илья Муромец». Лежит и просит Боженьку о помощи, обратив омытое слезами лицо к киоту, где развешены десятки икон с ликами святых. Маменька и папенька заняты. У них прием. Там, внизу, на первом этаже. Неотлучно в доме дежурит чернобородый доктор. Он уже сделал все, что мог. Поставил компрессы. Наложил повязки. Дал порошки. Но боль не отступает.

«Ну почему я не такой, как все другие мальчики?» – шепчет он про себя. А вслух просит дядьку:

– Поверни мне ножку!

Тот старательно, пытаясь не причинить новых страданий, перекладывает на подушках этот горящий комок боли. Слышны шаги по лестнице. Снизу поднимается встревоженная мама. Она в белом пышном платье. И в ослепительно сверкающих бриллиантах. По комнате разливается запах духов. Но лицо ее полно тревоги и страдания.

– Мама, – шепчет он, обнимая ее за шею. И вкладывает в это слово всю свою надежду и всю боль, которая терзает его.

– Потерпи, миленький! Потерпи, маленький! – в ответ шепчет она. – Скоро приедет наш друг. Он поможет.

День томительно тянется к вечеру. Тени в окнах удлиняются. В комнате загорается электрический свет.

Наконец на лестнице снова слышны чьи-то шаги.

На пороге спальни появляется высокий чернобородый человек с проницательными серо-голубыми глазами. Его длинные волосы и неухоженная борода контрастируют с голубой щегольской шелковой рубашкой, заправленной под ремешок, и блестящими высокими сапогами. За ним идет мама с лицом, полным одновременно тревоги и надежды.

– Дорогой мой, маленький! – говорит человек, становясь на колени у его кровати. – Посмотри на Боженьку. Какие у Него раночки. Он одно время терпел, а потом так стал силен и всемогущ! Так и с тобой будет!

Черный человек, склонившись у кровати, шепчет горячую безыскусную молитву. Потом берет мальчика на руки… Тот чувствует, как его окутывает неизвестно откуда появившаяся теплая сила… Она качает его, убаюкивает, уносит куда-то далеко-далеко. В небеса. Туда, где летают ангелы, где Боженька… Где живут спускающиеся с иконы на стене спальни Вера, Надежда, Любовь. И мать их София…

Дубравин просыпается как от толчка. Выплывает из сна, не понимая, кто он. И где он. Ведь сон этот ярче, чем сама жизнь.

А жизнь – вот она. Окружает. Заставляет думать о делах.