– Я фантазер? – дурашливо переспросил зоолог. – Я суть познания, факел, прожектор во тьме неверия и мракобесия…

– Это ты лишку дал, Сашок, – проговорил Михаил, виновато взглянув на священника.

– Насчет мракобесия? Ну да, – быстро отреагировал зоолог. – Но я не о том! Я с большим уважением отношусь к христианским воззрениям. Вопию о мраке ханжества, воинствующего обывательского неверия в очевидное, о неспособности узреть всю глубину и богатство…

– Остапа понесло! – хмыкнул Николай и повернулся на бок. – Лучше спросите их, не шпилны ли они?

– Чаво? – перебил его Александр. – И спросим. И ответим. Нет, мы не шпилны, мы второй год лазаем по этим горам, извели километры кинопленки…

– У меня цифровая камера, словоблуд.

– Я же образно. Ладно, мы отвлеклись.

– Так вот, про слонов, – снова заговорил Михаил. – Я был в Кении, и мне показывали пещеры, которые слоны своими бивнями рыли в известняках, а потом забирались туда на ночь целыми группами.

– Да-да, именно, – поддержал журналиста Сашка. – Есть такая гипотеза, что современные мамонты перешли пусть не на подземный образ жизни, но, по крайней мере, спасаются от холодов под землей. Об этом говорят и лапландские легенды, да и у нас на всем протяжении Сибири, вплоть до Беренгова пролива. Конечно, эти легенды носят полумистический характер, но в целом в описании мамонтов не расходятся. Это «килу-крук» у эскимосов, «холхут» у юкагиров, «маманту» у коряков и якутов, «туйла» у камчадалов, «тай-шу» у монголов. А в одном древнем китайском трактате прямо говорится, что «на севере живет подземная крыса «феншу», то есть «скрывающаяся мышь», или «иеншу», или «мышь-мать»[7]

Конец ознакомительного фрагмента.