Старые вои только крепче сжимали рукояти мечей и с особым тщанием выполняли приказы и перестроения; мысли, подобные темницким, отягощали и их головы, потому они готовились поквитаться за своих младших – у многих дети, племянники и прочие родичи ушли с Молодой дружиной Святослава.

Звенислав, прознав про хазар, хотел поспешить к темнику Притыке с просьбой дозволить ему вступить в сечу, оставив запасных коней на попечение молодых подручных. Сердце старшего Лемеша тревожно ныло и усиленно билось в груди, будто спрашивало, как же так, как же так? И в самом деле, как так вышло, что шли на подмогу Малой дружине, а оказались лицом к лицу с хазарами? Неужто… нет, о таком лучше пока не мыслить. А что, думал конюшенный, так и скажу: дозволь, Притыка, в сражении участвовать, два сына моих в дружине Святославовой… И тут же представил ответ угрюмого темника, да так ярко, будто и в самом деле стоит рядом с ним Притыка и речёт: «Как же кони, что тебе доверены? Сам разумеешь, что такое добрый конь, а как темник или тысяцкий без коня в бою останется?» Нахмурится Притыка, осерчает. Нет, не дело это, – решил конюшенный, – битва вот-вот начнётся, и каждый должен на своём месте быть. Не имею я права Притыку отвлекать. – Звенислав огляделся, кликнул юных своих помощников и повелел собрать и оседлать коней, чтоб ни мига задержки не было в случае надобности.

Утренний туман ещё не успел растаять под лучами восходящего светила, как турьи рога русов протрубили сигнал нападения. Конница киян возникла из тумана и понеслась на врага без молодецкого гиканья и удалого посвиста, молча. Только гул многих тысяч конских копыт да дрожание сотрясаемой ими земли грозно катились в сторону выстроенных к бою хазарских полков. Необычное поведение урусов да и само их появление с неожиданной стороны вселили в хазарских воинов некоторое смятение. Только когда между противниками осталось не более сотни шагов, вдруг взревели ряды урусов грозным рыком. Воздев к небесной Сварге свои обоюдоострые мечи и секиры, схлестнулись они с врагом, горя праведным огнём жестокой мсты.

Звенислав, находясь позади войска и слушая ухом битву, неотрывно следил за лошадьми. Как только подскакивал на разгорячённом коне посыльный и сообщал, у кого из начальников пал или ранен боевой конь, конюшенный тут же отсылал к нему подручного с запасным конём.

Когда, не выдержав страшного натиска русов, хазары начали отходить, а затем и бежать, Звенислав с помощниками повёл запасной табун вослед наступающей дружине. Вот снова показался всадник, летевший во весь опор, – этот уже в пятый раз за сегодня, – отметил конюшенный. Посыльный был всего в нескольких шагах, когда вдруг уронил голову на шею забрызганного кровью коня и начал боком съезжать с седла. «Ранен», – сообразил Лемеш, его молодые быстроногие помощники успели подхватить падающее тело посыльного, а тот тихо прошептал:

– Темнику… конь нужен…

– Кому, имя реки, – тормошил его Звенислав.

– Притыке… – ещё тише прошептал посыльный и, видимо, лишившись сознания, забормотал что-то невнятное.

– Рану перевяжите да кудесника к нему кликните. Сережень, остаёшься за главного, – распорядился Звенислав, – каждый за коней порученных головой отвечает. Подай копьё и щит! – закончил конюшенный, уже сидя в седле своего гнедого и прихватывая к луке повод широкогрудого коня темника Притыки. Он тронул с места, быстро набирая ход в ту сторону, где гремело железо смерти, где кияне, настигнув уходящих кочевников, отсекли часть из них и заключили в крепкое русское коло.