– Сит, Клео, – Шептун мысленно обратился к друзьям. – Держите меня за руки крепко. Чтобы ни произошло, не разжимайте рук!

– Да, Шептун, – донесся до него слабый голос девушки.

– Ты вернешься, Шептун? – Сит, оказывается, чувствовал ситуацию лучше Клео.

– Обязательно, Сит, – у Шептуна сжалось сердце. Если он не вернется, то и им отсюда не вырваться.

– Обещаешь?

– Да, – как можно тверже произнес старик. – Обещаю. Мы выберемся.

Первый шаг дался особенно тяжело. Тропа слегка пружинила и прогибалась под ногами, словно моховое одеяло, наброшенное поверх губительной топи. Со всех сторон, окружая его, поднимался густой непроглядный туман, холодный, почти ледяной. Впереди, где-то совсем далеко что-то блеснуло. Шептун, прищурившись, всмотрелся. Сквозь серую хмарь, царствовавшую здесь повсеместно, пробивалось тусклое оранжевое свечение, точно фонарь во мгле. Он прибавил шаг, уже не смотря под ноги, лишь стараясь не выпустить из виду эту так неожиданно появившуюся путеводную звезду. По обе стороны от ведущей его тропинки ощущалось присутствие чего-то чуждого и опасного, точно изготовившегося к смертоносному прыжку.

Из чащи, с ветвей и из-под корней за ним следили сейчас сотни и сотни пристальных, холодных, алчущих взоров. Он чувствовал их очень хорошо, ясно, отчетливо, но узреть воочию никак не удавалось. Стоило ему повернуть голову и посмотреть обычным взглядом, зеленая чаща оборачивалась клубами серого мрака. Нечто неуловимое таилось там, скользящее по самой грани вещественности, нечто настолько тонкое, неосязаемое, что даже его чутья шептуна не хватало, чтобы понять, кто или что сейчас перед ним.

В спину подул теплый ветерок, как бы подбадривая, но в тоже время и недвусмысленно понукая двигаться вперед. Хотелось оглянуться, поискать глазами оставленных им Клео и Сита. «Как они там?». Но Шептун чувствовал, этого как раз делать не следовало.

А тем временем оранжевое сияние становилось все ярче и ближе. Шептун шел быстро, молодым пружинистым шагом, с удивлением отмечая про себя, что отдышка, его неразрывная спутница последнего десятка лет, как и постоянно сидящая в пояснице тихо ноющая боль, куда-то бесследно исчезли. Висевшая над головой серая мгла понемногу сгущалась и в какой-то миг обернулась просто облаками привычными и знакомыми. Сквозь пелену туч и туманов на самом горизонте начал робко проступать контур дерева с большой раскидистой кроной.

Шептун не сразу осознал увиденную картину. А когда понял, разом остановился. Матерь-Древо! Он, доживший до седых волос, встретив, ни мало ни много, вот уже шестой по счету Исход и представить себе не мог, что в этом мире его может что-то еще удивить. В голову сразу пришли легенды о Матерь-Древе, Дереве-Прародительнице или, как еще называли, Сердце Леса. Он никогда всерьез не воспринимал все эти истории, которые частенько звучали на привалах, когда охотники коротали время, греясь у разведенного костра. Казалось, что все эти рассказы не что иное, как аллегории, попытка людей обличить нечто непостижимое в понятный для всех образ. Сколько Шептун ни дознавался, а найти очевидца, человека, который лично своими глазами видел Матерь-Древо, так и не смог. Все ссылались на рассказы кого-то из знакомых или родственников, которым, конечно же, можно верить, как себе самому, – «Пусть заберет меня Лес, если я вру!». По всему выходило, что если и впрямь кому-то это и удалось, живым из Леса тот не возвращался. Можно было только гадать, как тогда вообще могли возникнуть такие истории. Однако Шептун в глубине души надеялся, что такое место все же существует. Не зря же и у человека, и у последней лесной твари есть сердце? Значит, и у Леса должно быть.