Но на Арсения не производили никакого впечатления эти мирские речи. И он с еще большей ревностью продолжал раздавать свое имение: точно спешил от него отделаться, передать его скорей в руки Божии, ничего не оставляя себе на земле. Всех своих рабов он отпустил на волю, помогши им при этом деньгами. В нем образовалось решение проститься с миром и тайно удалиться вдаль от родины.

Никому не говоря, он в одежде бедного странника вышел в ночное время из своего дома и, отойдя довольно далеко от Твери, в уединенном месте преклонил колени и с поднятыми к небу руками стал молиться… Началась для него новая жизнь. Он исполнил вполне тот завет, который дал Христос богатому юноше евангельскому: от своего богатства он остался нищим.

Куда Господь поведет его? Он чувствовал в сердце своем то, что так прекрасно выражено словами Писания: «Готово сердце мое, готово».

Он рад был принять и муку, и благословение, и свет благодати, и всякое искушение. Он стал перед Богом с открытым сердцем, и свободно, восторженно лилась его молитва: «Господи Боже, Сердцеведец, Тебе Единому известны все мои желания, Ты видел, как к Тебе рвалась душа моя. С тех пор, как я себя помню, Ты знал, что в мире ничего не влекло меня, что все в жизни было заслонено образом страдания Твоего, Христос, распятый за нас на кресте. Я был чужд миру, и мир осмеял и отринул меня. Но я счастлив этим. Я одного только хочу в жизни: быть при Тебе, слушать Твои слова, творить волю Твою… Видишь, я ничего не оставил себе на земле; я все расточил, чтобы приобрести Тебя. Дом свой я оставил, чтобы Ты был мне Покровом. Сродников оставил, чтобы Ты меня вчинил в число рабов Твоих. Из родного города бежал, чтобы Ты сделал меня жителем горнего Твоего града. Вот я стою перед Тобой и жду воли Твоей! Покажи мне путь, которым пойду я, Всещедрый Владыко! Дай мне в терпении и тишине достигнуть тихого Твоего пристанища!..»

И тут, в безлюдном месте, в одежде бедного странника, чувствуя себя всецело в руках Божиих, он был так покоен в сердце, как никогда не был покоен в Твери, в почете и богатстве.

Тут он уснул.

Ему было в ту ночь видение. Кто-то приказывал ему идти в дом Пресвятой Богородицы Печерской как в место, назначенное для его спасения. Он слышал о чудной обители Киево-Печерской, стоящей на чудесах и благодати Пречистой Игуменьи ее, Пресвятой Богородицы. И, проснувшись, он радостно направил туда свой путь… Вот он уже в Киеве, в Печерском монастыре, и стоит перед игуменом. С плачем просит он принять его в обитель. Игумен ласково его спрашивает, почему он так рыдает.

– Надлежит предстать мне на суд, – отвечает юноша, – что же буду отвечать Богу? Прими меня в свою паству и не отгоняй, как Христос не отгонял грешников, к Нему приходивших.

– Чадо, – ласково возразил ему игумен, – зачем напрасно сетуешь? Какие можешь иметь грехи в столь юном возрасте? Иноческая жизнь наша трудна, и ты не в силах перенести наши подвиги. Господь указал много путей спасения. Избери себе иной род жизни.

Но юноша обещал безропотно понести все иноческие труды, и игумен принял его.

И стал инок Арсений трудиться день и ночь, исполняя все послушания: то он готовил пищу для братии, то носил дрова и воду в поварню, и никто не слышал от него ропота или бранного слова. Братия изумлялась и радовалась на его крепкое житие и ставила себе этого юношу примером.

Арсений впоследствии был архидиаконом при святителе Московском Киприане, а затем был поставлен епископом на свою родину, в Тверь.

В окрестностях Твери, в глубине сосновой рощи, на живописном берегу реки Тмаки, на урочище Желтиковом, святитель Арсений заложил деревянную церковь во имя Киево-Печерских преподобных отцов Антония и Феодосия и при ней обитель, куда любил уединяться.