Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 18 апреля 1909 года [8]
«В двух словах о том, как проходит наш день: утром мы вместе молимся, одна из сестер читает в церкви в полвосьмого; в восемь часы и обедня, кто свободен, идет на службу, остальные же ухаживают за больными, или шьют, или еще что. <…> В полпервого сестры во главе с госпожой Гордеевой садятся обедать, а я ем у себя одна – это мне по душе, и, кроме того, я нахожу, что, несмотря на общежитие, некоторая дистанция все же должна быть. В посты, по средам и пятницам у нас подается постное, в другое время сестры едят мясо, молоко, яйца и т. д. Я уже несколько лет не ем мяса, как ты знаешь, у меня все тот же вегетарианский режим, но те, кто к этому не привык, должны есть мясо, особенно при тяжелой работе. <.. > После обеда некоторые выходят подышать воздухом, потом [все] заняты делом; чай подается в четыре, ужин в полвосьмого, потом вечерние молитвы в моей молельной. Спать в 10».
Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от апреля 1909 года [8]
Одежда сестер и Елизаветы Феодоровны была одинаковая: серая холщовая, а по праздникам – белая.
М. Белевская-Жуковская [4]
Она заказала рисунок одежды для своей общины московскому художнику Нестерову. Одежда эта состоит из длинного платья тонкой шерстяной материи светлосерого цвета, из полотняного нагрудника, тесно окаймляющего лицо и шею, наконец, из длинного покрывала белой шерсти, падающего на грудь в широких священнических складках. Оно производит, в общем, впечатление строгое, простое и чарующее.
Морис Палеолог [5]
Стремясь быть во всем послушной дочерью Православной Церкви, Великая Княгиня не хотела воспользоваться преимуществами своего положения, чтобы в чем-нибудь, хотя бы в самом малом, освободить себя от подчинения установленным для всех правилам и указаниям церковной власти: напротив, она с полною готовностью исполняла малейшее желание последней, хотя бы оно и не совпадало с ее личными взглядами. Одно время, например, она серьезно думала о возрождении древнего института диаконисс, в чем ее горячо поддерживал митрополит
Московский Владимир, потом мученик Киевский, но против этого по недоразумению восстал епископ Гермоген (в то время Саратовский, после – мученик Тобольский), обвинив без всяких оснований Великую Княгиню в протестантских тенденциях (в чем потом раскаялся сам), он заставил ее отказаться от взлелеянной ею идеи.
Протопресвитер М. Польский [3]
«…Я хотела бы объяснить свою точку зрения. Это начинание должно занять «определенное место» в Церкви, иначе оно так и будет колебаться, и после моей смерти, кто знает, скорее всего, будет преобразовано в монастырь или в «светскую общину». <.> И ведь есть традиции «диаконисс по одеянию». <.. > Мы просили о [присвоении] имени «диаконисс», что по-гречески означает «служительницы», то есть служительницы Церкви, чтобы сделать наше положение в стране возможно более ясным: мы – организация Православной Церкви. А в интервью Гермогена, опубликованном в газетах, нам брошен резкий упрек в подражании протестантизму, тогда как мы трудимся под прямым руководством митрополита, в постоянном непосредственном контакте с епископами. В нашу «обитель» приезжали старцы из самых разных и очень строгих монастырей и «пустынь», и мы получали их молитвы и благословения. <…> Священный Синод почти единогласно поддержал наше предложение, это установление сочли совершенно приемлемым, в такой организации Церковь сейчас остро нуждается».
Из письма Елизаветы Феодоровны к Николаю II от 1 января 1912 года [8]