– Разве я понго, чтобы убивать послов и поедать их? – съязвил Бауси, чем явно задел высоких гостей.
– Ты ошибаешься, о король! Понго едят лишь избранных Белым дьяволом. Это религиозный обряд. К чему тем, у кого много скота, есть людей?
– Не знаю, – буркнул Бауси. – Среди нас есть человек, у которого другое мнение. – Король глянул на Бабембу, и тот нервно заерзал.
Комба обжег Бабембу свирепым взглядом.
– Не представляю, чтобы кто-то покусился на костлявого старика, – парировал он. – Но оставим это. Я благодарю тебя, король, за гарантию безопасности. Я пришел сюда просить, чтобы ты направил посланников для переговоров с Калуби и Мотомбо о заключении прочного мира между нашими народами.
– Почему же Калуби и Мотомбо сами не пришли сюда для переговоров? – спросил Бауси.
– Потому что, о король, по закону им нельзя покидать свою страну. Поэтому они послали меня, будущего правителя племени. Послушай меня! Поколениями наши народы ведут войну. Началась она давным-давно, один только Мотомбо знает, когда это случилось, ибо его известили боги. Прежде понго владели всей этой землей, за водой находились наши священные места. Потом явились ваши предки, напали на понго, многих перебили, оставшихся захватили в плен и сделали своими рабами, а женщин – своими женами. Теперь Мотомбо и Калуби говорят: пусть вместо войны воцарится мир; пусть там, где был бесплодный песок, вырастут злаки и цветы; пусть мрак, в котором теряются и гибнут люди, сменится ласковым светом и наши народы протянут друг другу руки!
«В самом деле», – пробормотал я, тронутый его словами.
«Я Комба, – ответил их предводитель, молодой еще человек с блестящими глазами. – Комба, Признанный богами…»
А вот Бауси был холоден как камень и поэтические разглагольствования посла выслушал с мрачным подозрением.
– Перестаньте убивать людей нашего племени, брать их в плен и приносить в жертву Белому дьяволу, тогда через пару лет мы прислушаемся к твоим медоточивым речам, – пообещал король. – Пока же они напоминают ловушку для мух. Впрочем, если кто-то из советников хочет рискнуть жизнью и посетить Мотомбо и Калуби, запрещать не стану. Скажите, о индуны, кто из вас готов на это? Хором не говорите, лучше по одному и поскорее, ведь первого, кто пожелает отправиться послом к понго, я удостою этой чести.
В жизни не слышал я такой тишины, какая воцарилась после приглашения. Индуны переглядывались, но ни один не проронил ни слова.
– Как? – с притворным удивлением воскликнул Бауси. – Желающих нет? Впрочем, ваш удел – закон и порядок. Что скажет предводитель воинов Бабемба?
– Скажу, о король, что в юности я побывал в стране понго и потерял там глаз. Меня затащили туда насильно, и сейчас своими ногами я идти туда не желаю.
– Очевидно, о Комба, никто из моих советников не желает быть послом. Поэтому, если Мотомбо и Калуби хотят поговорить о мире, пусть сами придут сюда под надлежащей охраной.
– Я уже сказал, о король, что это невозможно.
– Если так, то говорить больше не о чем, Комба! Отдохни, поешь нашей пищи и ступай восвояси.
Тогда Брат Джон встал со своего места и сказал:
– Мы кровные братья, Бауси, потому я могу говорить за тебя. Если ты, советники и послы согласны, то я и мои друзья готовы отправиться к Мотомбо и Калуби, чтобы переговорить с ними о мире от имени твоего народа. Мы не боимся, напротив, нам очень нравится посещать новые земли и незнакомые племена. Скажи, о Комба, примете ли вы нас как послов, если король Бауси даст согласие?
– Король волен назначить своим послом кого пожелает, – ответил Комба. – Калуби слышал о прибытии белых господ в страну мазиту и велел сообщить им, что будет рад, если они захотят сопровождать посланников. Но когда вопрос передали Мотомбо, оракул сказал так: пусть белые люди придут к нам, если хотят, только без железных труб, больших и малых, которые с шумом изрыгают дым и убивают на расстоянии. Съестное им добывать не потребуется: еду они получат от нас в изобилии. Более того, среди понго они будут в полной безопасности, если не нанесут оскорбление богам.