Мавово встал, сделал правой рукой прощальный жест, собрал деньги, мешок с лекарствами и удалился в свою хижину на ночлег.

На обратном пути в дом мы встретили старого хромого Джека.

– Баас, – сказал он, – белый вождь Вацела велел передать, что они с поваром Сэмом отправляются на корабль присмотреть за багажом. Сэм только что приходил и увел Вацелу. Сказал, что объяснит все завтра.

Я кивнул и вошел в дом, удивляясь, почему Стивен столь внезапно решил провести ночь на борту «Марии».

Следующим утром, часа через два после рассвета, меня разбудил стук в дверь. Джек крикнул, что повар Сэм желает со мной поговорить.

«Как Сэм попал сюда? Он же на шхуне ночует?» – удивленно подумал я и велел Джеку впустить его. Сэм вырос в Кейптауне, в его жилах текла смешанная кровь. По-моему, среди его предков были малайцы, индийские кули, белые и, возможно, но я не уверен, готтентоты. В результате получился человек, обладающий многочисленными достоинствами и почти лишенный пороков. Однако скажу сразу: таких трусов, как Сэм, я в жизни не видывал. Трусость у него врожденная, и, как ни странно, она не мешала ему попадать в опаснейшие ситуации. Сэм прекрасно понимал, чтó ожидает нас в предстоящей экспедиции: зная его слабость, я все ему объяснил. Тем не менее он умолял взять его с собой. Может, причина тому – наша взаимная привязанность, такая же, как у нас с Хансом. За несколько лет до этого я выручил Сэма из большой беды, отказавшись свидетельствовать против него. Не стану вдаваться в подробности, скажу только, что исчезла некоторая сумма денег, доверенных Сэму. Следует заметить, что в то время Сэм был помолвлен с цветной леди, любившей дорогие удовольствия. Впрочем, он на ней так и не женился.

Когда я тяжело заболел, Сэм преданно ухаживал за мной. Тогда и возникла привязанность, о которой я упоминал.

Сэм – сын туземного миссионера, воспитанный, по его собственным словам, на Слове Божьем. Прекрасно образованный для человека своего класса, он владел несколькими туземными диалектами, которые выучил во время своей разнообразной деятельности, и великолепно говорил по-английски, хотя и самым напыщенным слогом. Он не употреблял коротких фраз, если длинная имелась под рукой, точнее, вертелась на языке. Несколько лет Сэм учительствовал в кейптаунской школе для цветных. Свою «специальность» он называл «Английский язык и литература».

Не то Сэма утомила служба, не то его уволили, но он перебрался на острова Занзибара, где использовал свои лингвистические способности для изучения арабского и стал управляющим или шеф-поваром в отеле. Спустя несколько лет Сэм лишился этого места и снова появился в Дурбане – как он выразился, «на иной позиции». Здесь он снова встретился со мной, незадолго до начала экспедиции в страну понго.

Учтивый, искренне верующий, Сэм, как мне кажется, был баптистом. Невысокий смуглый денди неопределенного возраста, он носил аккуратнейший пробор и отличался исключительной опрятностью.

Я взял Сэма на службу не только потому, что он попал в беду. Он отлично готовил, прекрасно ухаживал за больными и, повторюсь, был искренне привязан ко мне. Кроме того, он умел меня развлечь, а в длительных путешествиях это чего-нибудь да стоит.

Таков, в общих чертах, был Сэм.

Когда он вошел в комнату, я увидел, что на нем совершенно мокрое платье. Я спросил: не идет ли дождь или, быть может, он напился и уснул на сырой траве?

– Нет, мистер Квотермейн, – ответил Сэм, – погода стоит превосходная, а что касается спиртных напитков, то я, подобно бедному готтентоту Хансу, дал себе слово не прикасаться к ним. В этом мы сходимся с ним, хотя мало похожи друг на друга.