Скорее всего, толстозадая уборщица Клара, получив вчера сексуальный отказ от хозяина кабинета, совсем оборзела. Она прекрасно знает, что мужчины не думают о сексе только тогда, когда сами им занимаются. Да и какой к лешему секс, когда всё вокруг рушится, падает, взрывается, уничтожается? А, может, смысл есть – типа на прощанье, а? Хотя военное положение очень большое влияние оказывает на потенцию. Потенция – кто её только придумал?! А если это же слово прочитать задом-наперёд? Получится: яиц нет, оп! Вот тебе и оп! Политрук тяжело опустился на большой кожаный диван, единственная для ответственного кабинета ответственного работника роскошь.

Что делать? Что ждёт страну? Немцы народ серьёзный и снисхождения, судя по всему, не будет никому. Вспомнят всё: и деньги, выделенные Ульянову-Бланку на революцию, и алмазы из Мирного, проплывшие мимо немецких банков, и заигрывание с жидовствующей Америкой. Педантичные немцы не прощают «кидал» и приберут до кучи всю страну.

Большинство сослуживцев политрука с лёгким сердцем поменяют хозяина, и с не меньшим усердием будут служить новому. Чё им, шестерёнкам, не всё ли равно перед каким денежным мешком чечёточку выкаблучивать? А вот таких как сам Коломзандер – не помилуют: идеологические противники… хотя, по большому счёту, какие к лешему противники? Фашизм и большевизм – лягушки одного болота – это знают все, но никто об этом никогда не говорит, потому что не положено, то есть не покладено.

– Товарищ политрук, – от этих не совсем весёлых нестандартных мыслей его оторвал голос вестового, который – дабы не слишком беспокоить начальство – просунул в дверь навсегда краплёную солнцем голову, и громким испуганным шёпотом взывал к хозяину кабинета. – Товарищ политрук, вас Марцыпаныч к себе требует.

– Кто? – нахмурился Коломзандер.

Он не любил панибратства. И не собирался терпеть этого от подчинённых, да ещё за глаза. Тем более от вестового воняло чесноком, перебивающим застоявшийся перекурный перегар. К тому же, ремень у вестового всегда болтался на яйцах. Тоже мне, армейская заниженная талия!

– Виноват, товарищ политрук, – ещё больше испугался вестовой, – вас вызывает товарищ Марципанов.

Руководитель особого отдела четвёрки товарищ Марципанов не нравился Коломзандеру своей замкнутостью, снобизмом, жестокостью поведения, но начальство не выбирают – ему подчиняются. Тем более на такие должности абы кого и абы как не поставят.

Коломзандер по долгу службы пытался разнюхать кое-что сверханкетное о своём начальничке, только эти попытки почти сразу же стали известны самому подозреваемому, и Марцыпаныч всерьёз пригрозил подчинённому устройством какой-нибудь автомобильной аварии, если тот не прекратит совать любопытный нос в нелюбопытные истории.

Во всяком случае, вызывает – значит, опять что-то серьёзное. Да чёрт с ним, с серьёзным, лишь бы не на фронт по злопамятству. Этого политрук боялся больше всего. Конечно, на фронте и при штабе можно пристроиться, но бережёного Бог бережёт. Лучше уж под крылом у проходимца мыкаться, но известного, чем попасть к какому-нибудь партийному ублюдку.

Сам политрук тоже бывал ублюдком и не раз, но умел прощать себе наделанные непредвиденные ошибки. На него тоже составляли досье, взвешивали все накопившиеся ошибки. Кто знает, сколько уже навзвешивали? Не пора ли отседова ноги делать к друзьям евреям в Лос-Анджелес? Но торопиться не стоило, может, есть всё же какой-нибудь противовес?

На всякий случай политрук снял со стены портрет великого ЭдмундОвича, открыл прятавшийся за «железным Феликсом» сейф, порылся в бумагах. Компромат, собранный на начальство, оказался настолько бедным и никчёмным, что полетел на письменный стол, в кучу других ненужных бумаг, подлежащих уничтожению, навсегда потеряв теплое место в потаённом шефском сейфе.