– А как же товарищ?

– Не пришел. Забухал, наверное. Он рок-музыкант, у них это обычное дело.

Варе стало интересно – вместе со всей страной она с конца восьмидесятых слушала на кассетнике «Наутилус» и Цоя, ДДТ, «Аквариум» и курехинскую «Поп-механику». А сколько было не столь известных, но гениальных кухонных исполнителей… Вдруг суетливая Москва тоже на них богата?

– Я не местная. Была здесь с человеком. Пожилым. Он куда-то запропастился.

– Да и хрен с ним! – осклабился парень. – Дела пожилых краса-а-виц не волнуют. А пойдемте к моему товарищу на квартиру?

– Если он бухает так, что себя не помнит, то зачем?! – вконец опешила Варя от наглого предложения.

Жадные губы оказались возле самого уха:

– Кое-чего покурим. Видак посмотрим.

Идти она, конечно, никуда не собиралась, но в ней завозились противоречивые эмоции – с одной стороны, она не прочь была продолжить диалог с нахальным красавцем хотя бы для того, чтобы скоротать время, за которое чокнутый опер успел бы добраться до дома, с другой – как офицер милиции, она была обязана отреагировать на планировавшееся нарушение уголовного кодекса: статью за наркотики еще никто не отменял. Но сейчас она была не на службе, и женщина взяла в ней верх.

– Не имею привычки ходить на всякие сомнительные хаты с незнакомцами, – спокойно ответила она и впервые улыбнулась.

Парень стоял к ней вплотную, и она чувствовала, как в его груди екало нетерпеливое и любопытное желание, такое, которое способны испытывать мужчины, особенно молодые, в первые минуты знакомства.

Вокруг словно что-то сгустилось – люди, обступившие их со всех сторон, еще больше оживились и стали громче кричать. Самоварова поняла: в Белом доме началась стрельба. Вот только кто в кого, а главное – зачем, было неясно.

Испугавшись своего невольного присутствия в скопище то ли правонарушителей, то ли будущих героев, она попыталась выбраться из людской гущи. Мешала увесистая сумка, тянувшая вниз.

Она не без труда обернулась на выход из метро. За то время, что она здесь стояла, примкнувшие к толпе люди сгрудились за ее спиной уже плотной, в несколько рядов, стеной. Поверх голов Варя увидела лицо парня, который незаметно переместился к дверям.

– Я вас люблю! – толкаясь локтями, выкрикнул напоследок он и растворился за дверью метро.

Когда ей наконец удалось чудом выбраться, монеты для таксофона, как назло, не оказалось ни у одного из тех, к кому она обратилась. Люди, отмахиваясь, продолжали возбужденно кричать, а те, кого не интересовало грядущее шествие, выйдя из метро, спешили прочь. Когда удалось раздобыть монету, она набрала Никитину.

– Варь, я не знаю его адрес! – ревел в трубку он. – Что значит потерялся?! Какие еще колонны?! Что там творится? Что за рев? Не стой там, быстро возвращайся в квартиру. Да и хрен с ней, с этой сумкой! Возвращайся в квартиру, запрись и звони ему, передоговорись о встрече, когда все уляжется.

Повесив тяжелую трубку таксофона, удрученная и напуганная тоном начальника Варя стала жалеть, что не приняла дурацкое предложение «прогуляться и съесть мороженки».

Ей часто хотелось сделать что-то назло женатому любовнику.

Эх, молодость…

Отчаянная в своих бездумных порывах, неосмотрительная в сиюминутных желаниях, насыщенная красками, вне зависимости от времени года и господствующего режима, бесстрашная и самодовольная…

Куда все с годами девается?

Как получается, что на смену пусть глупому, но пульсирующему и живому в человеке с возрастом приходят одни скучные серые мысли?

Люди начали удаляться от метро и под бодрые команды, отдаваемые в рупор, строиться на площади в колонны. Приняв разумный совет Сергея, Варя решила вернуться в квартиру и там переждать. В понедельник ей снова нужно было в архив.