Я шел по коридору, когда задребезжали оконные стекла, а цветок на подоконнике затряс широкими листьями, словно решил станцевать цыганочку. Двери классов стали открываться одна за другой: кто-то поспешно, кто-то вразвалочку, но абсолютно все привычно начали эвакуироваться. Дети – с радостью, учителя – с легкой паникой. Коридоры заполнились гомоном, у раздевалки закрутилась толпа, и баба Капа, тихонько ругаясь, начала метать в окошко дубленки и шубы. От учеников к учителям и обратно перекатывались веселые фразочки типа: «А сегодня десять баллов обещали!», и «Вот увезли алтайскую принцессу археологи, теперь трясти будет, пока не вернут!»

Я усмехнулся, действительно, по городу ходили байки, что землетряс – это месть богов за то, что сибирские ученые откопали на Алтае мумию принцессы и увезли ее в институт для изучения.

Мимо меня вприпрыжку, а не с пятки на носочек, промчался уже одетый Ильич. Он крикнул:

– Петька, отдай телефон! Я без него как без рук!

Я поплелся за всеми на улицу. Надеюсь, Женьке не придет в голову выскакивать из сарая, а то от его вида народ убежит обратно в школу – это тебе не принцесса алтайская, а обитатель подвалов Возлюбленный.

Я послонялся вместе со всеми во дворе, толчков больше не было. Следующий мой урок – физкультура. Если не перестанет трясти, то прогоню пацанов по стадиону бегом, а девицам... девицы пусть отдыхают.

– Петька, у тебя сарай открыт, замок на одной скобе висит, – ко мне подошел Ильич, он растирал руками красные уши, видимо, впопыхах забыл натянуть свою черную шапочку.

– Черт с ним, с сараем! – отмахнулся я. Посвящать Ильича в то, что я пустил пожить к себе бомжа, я пока не собирался.

– Петька, дай телефон! – жалобно попросил Ильич.

– Я не Петька. И я потерял телефон.

– Как потерял? – Ильич оставил в покое свои уши и уставился на меня испуганно и удивленно.

Я туманно объяснил ему, что в панике эвакуации выронил где-то телефон и со следующей зарплаты, ну, или с трех...

– Да караул! – завопил Ильич. – Жопа! Жопа! И здрасьте, жопа, и прощай! Да ты оф... ох... без ножа...

Ильич пошел винтом вокруг своей оси. Вот уж не подозревал, что он так расстроится! Я привык, что у меня щедрый, немелочный, ненапряжный шеф. Ему не фиг делать снова залезть в спонсорские деньги и купить себе новый, самый навороченный сотовый. А он так верещит из-за старого!

– У меня там все! Все телефоны, все мэйлы, все дни рождения! И Нэлькины! У меня же ни одной записной книжки нет, я только в телефон забивал! – орал он, будто сам не мог точно так же потерять трубу и остаться без адресов и телефонов всех своих знакомых.

– К Нэльке можно и в гости зайти, – напомнил я ему. Нэлька жила этажом ниже Беды, и вряд ли Ильич об этом забыл.

– Чудак ты на букву... – он не успел сказать, какую. Как сайгак, широкими скачками, а не с пятки на носочек, он помчался в школу. Я пожал плечами, глядя ему вслед. Ведь я даже не сказал ему, где потерял телефон. Я снова пожал плечами и поймал на себе удивленный взгляд математички.

Толчков больше не было. Если их не будет еще минут двадцать, можно возвращаться в классы. Толпа учеников, правда, сильно поредела, детки не упустили возможности сачкануть.

И тут я увидел Ильича. Он стоял на крыльце школы белый, как мел, и отчаянно махал мне руками. То, что он машет именно мне, я понял сразу, хотя Ильич не произнес ни слова и смотрел в никуда – бессмысленно и дико.

Надо же так расстроиться из-за трубы, подумал я, и вразвалочку пошел к нему. Ильич вцепился в мою руку так, будто он был утопающим, а я случайно проплывающим мимо бревном. Он попытался что-то сказать, но только беззвучно открыл и закрыл рот. Я опять удивился: надо же так расстроиться!