Через три недели после встречи в кафе агент ФБР снова позвонил Кара-Мурзе, но на этот раз встретиться не предложил. Он коротко сообщил, что результаты лабораторных исследований по яду неоднозначны, поэтому решено не передавать отчет российской стороне, и повесил трубку.

В конце января руководители трех российских спецслужб, как и планировалось, прилетели в Вашингтон. Но, учитывая все обстоятельства, маловероятно, чтобы на их секретных переговорах обсуждалось дело Кара-Мурзы[1]. А через месяц в Великобритании два офицера ГРУ отравили еще одного российского эмигранта – своего бывшего сослуживца Сергея Скрипаля.

Спустя почти 30 лет после распада Советского Союза и 20 лет с момента прихода к власти Владимира Путина русские за рубежом снова оказались под прицелом.

В январе 2018 г., когда главы трех российских спецслужб прибыли в Вашингтон, мы прилетели в Париж.

Под проливным дождем Эйфелева башня на дальнем конце огромного Марсова поля казалась недосягаемой. В этом районе все должно было напоминать о воинской славе Франции: от проспектов, названных в честь маршалов, до классического комплекса знаменитой Военной школы, основанной Людовиком XV. Дождь продолжал лить, но было жаль упускать возможность пройтись – хоть какое-то разнообразие после снежной московской зимы. От Марсова поля мы двинулись вверх по авеню Рапп, носящей имя наполеоновского генерала, в битве при Аустерлице истребившего элитный кавалергардский полк российского императора. Мы шли в сторону моста Альма, названного в память о сражении Крымской войны, в которой французские и британские экспедиционные силы разгромили русскую армию.

Но нас интересовало не славное прошлое французского милитаризма, мы шли к набережной, чтобы зайти в Российский духовно-культурный центр – новейший комплекс из нескольких зданий, облицованных бежевым бургундским известняком, над которым возвышались луковичные купола Свято-Троицкого собора.

Хотя центр проработал всего два года, он успел спровоцировать волну шпиономании в Париже. Ходили слухи, что французская контрразведка окружила его средствами радиоэлектронного подавления – проще говоря, глушилками, – чтобы помешать русским заниматься перехватом информации. Неподалеку, на набережной д'Орсе, находится французское Министерство иностранных дел, и требование российского правительства предоставить сотрудникам центра дипломатическую неприкосновенность вывело из душевного равновесия французских чиновников.

У главного входа двое массивных охранников очень вежливо попросили нас открыть сумки и тщательно проверили их содержимое. Мы прошли через главный зал и оказались во внутреннем дворе. Дождь продолжал лить. Но стоило нам попытаться войти в соседнее здание, из ниоткуда появился человек и жестами приказал остановиться и вернуться назад. Сомнений не осталось: здесь все находится под наблюдением. Появилось хорошо знакомое чувство, которое испытываешь, когда попадаешь на территорию российского правительственного учреждения за рубежом.

И действительно, Духовно-культурный центр – это собственность администрации президента России, и управляют им люди с большим опытом в российской внешней политике. Глава центра – кадровый дипломат. Да и сам настоятель Свято-Троицкого собора, епископ Нестор, имел некоторое отношение к российской дипломатии: он четыре года проработал в Министерстве внешних экономических связей. Центр в Париже, городе русской эмиграции, стал воплощением нового подхода, который Московский патриархат назвал «симфонией между государственным подразделением и церковью»