Видимо, тогда же, в последние дни июня 1941 года, и мой дед Йонас Ванагас вышел из своего дома в Каварскасе, присоединился к повстанцам и получил оружие. Тогда же он надел себе на рукав белую повязку и вступил в борьбу с ненавистными Советами – так записано в его деле, в протоколах следствия, в показаниях свидетелей. Ведь Советы только что отняли у него землю и раздали ее нуждающимся. В первые дни войны, как утверждали свидетели, которых допрашивали в ходе следствия в НКВД, он вместе с другими обстреливал прятавшихся в школе красноармейцев. Тогда же с помощью соседа перегородил бревном дорогу в Каварскасе, чтобы танки не смогли пройти и немецкая армия их догнала. За все это моего деда-патриота потом, когда вернулась советская власть, осудили по 58-й статье – измена Родине. Он провел в Карлаге полгода и, как истинный патриот, умер в 1946 году накануне 16 февраля[36].
Так вот, гитлеровскую армию литовцы, и в первую очередь – военные, встретили радостными криками. Русскую армию провожали выстрелами. После первой волны ссылок в Сибирь люди думали, что любая перемена будет спасительной. Для литовцев приход Гитлера означал освобождение. Для евреев – гибель, и они, охваченные паникой, бежали из Литвы, но немцы заняли ее так быстро, что вглубь СССР успели уйти только около шести процентов всех литовских евреев.
За Красной армией гнались немецкие войска, и во все время немецкой оккупации в Литве находилось всего от 600 до 900 немцев.
Оказывается, президент независимой Литвы Антанас Сметона расценивал июньское восстание, организованное Казисом Шкирпой, как работу немцев[37].
Временное правительство
В большинстве случаев убийство “своих” биологически, социально и нравственно оправдать невозможно, но, когда будущая жертва начинает восприниматься как “другой”, открываются двери для будущих объяснений злодеяния. В случае с евреями еще до физической смерти наступала смерть социальная, поскольку они были исключены из жизни общества. Все публичные пространства сделались недоступными. Евреям было запрещено ходить по тротуарам, им специально было приказано носить звезду Давида на одежде, удостоверения личности были отчетливо помечены буквой J (Jude – еврей). Они были словно подготовленные к вырубке деревья в лесу – все еще здесь, но уже “отбракованы”, и только вопрос времени, когда от евреев останутся всего лишь тени в обществе, которое уже существовало без них[38].
По инициативе Литовского фронта активистов в первые дни войны было создано Временное правительство Литвы (LLV – Lietuvos laikinoji vyriausybė). Премьер-министр – Казис Шкирпа. Невероятно: немцы, друзья ЛФА, соратники литовцев, тут же арестовали в Берлине нового премьер-министра Литвы – посадили его под домашний арест. Каждые два-три дня квартиру посещал немецкий чиновник – проверял, по-прежнему ли Шкирпа сидит дома. Шкирпа рассказывал, что мог попытаться выйти из дома, но не хотел дразнить своих приятелей-немцев. Вместо оказавшегося в заточении Шкирпы обязанности премьер-министра Временного правительства стал временно исполнять учитель литературы и литературный критик Юозас Амбразявичюс, до того работавший в школе.
“Почему же созданное Литовским фронтом активистов правительство объявило себя всего лишь Временным правительством?” – спрашивает Альфонсас Эйдинтас и цитирует другого литовского историка Зенонаса Рекашюса: “Потому что по заявлению, сделанному самими активистами литовскому народу, только «после того как обозначатся отношения сотрудничества с Германией, будет создано постоянное правительство» – значит, Литва будет создана не по воле ее граждан, а по воле нацистской Германии”