Этот жест очень интимный. Становится ясно, что с незнакомкой у Морозова имеются крайне тесные отношения.

Внутри у меня что-то стремительно леденеет. Мне становится обидно за себя. За то, что все эти несколько часов извожу себя глупыми, наивными, сопливыми фантазиями.

А он в это время…!

Придурок! И лжец!

Я дико зла. Разворачиваюсь и иду обратно в спальню. Есть мне уже не хочется, как и оставаться в этом доме.

Торопливо меняю домашнюю одежду на теплый костюм. Прихватываю шапку, пуховик, варежки. Часть вещей швыряю в рюкзак.

Так, пройти мимо гостиной незамеченной не выйдет. А лезть в окно — безумие.

— Наш девиз — слабоумие и отвага, — бормочу я и выглядываю в окно.

Если хорошенько все продумать и попытаться прыгнуть чуть дальше, то мне обязательно должно повезти и я попаду в небольшой сугроб.

— Чертов Морозов! Мог бы и оставить немного снега! — виню я сводного брата.

Первым из окна летит мой рюкзак.

Мой план «Прыгнуть подальше, чтобы прямо в сугроб» почти срабатывает. Почти. Часть моего тела попадает в нужную точку, а вот оставшаяся часть больно ударяется о промерзлую землю.

Я с трудом перекатываюсь на бок и поднимаюсь на ноги. Хорошо, что у Морозова одноэтажный дом, так бы я, к чертям собачьим, разбилась. Но окна первого этажа тоже находятся довольно высоко, особенно, если учесть мой невысокий рост.

Я крадусь мимо той стены, куда выходят окна гостиной. Огибаю дом и уже радуюсь тому, что мне удается сбежать.

Угонять тачку Демьяна я не собираюсь. Просто вызову такси на соседнюю улицу. Осталось только решить, по какой тропинке туда идти, потому что фонари не горят, а света зимней луны не хватает. И потом, сумерки сменяются темнотой, и я понимаю, что зря, в общем-то психую, надо пересмотреть свою позицию. Личная жизнь Морозова — это его личная жизнь. И нас с ним ничего, по сути, не связывает.

Я бреду по первой попавшейся на пути тропинке. Не знаю, куда она меня приведет. Понимаю одно: здесь, даже в темноте, очень красиво.

Впереди я вижу огни. Иду в их направлении.

Тропинка выводит меня к заледеневшему озеру. Оно небольшое, а часть серебристой ледяной глади освещается с берега.

Я вижу, что лед очищен, и достаточно гладкий, чтобы на нем кататься.

— Эх, жаль нет коньков, — сетую я очень тихо.

— А какой у тебя размер? — слышу я вопрос, прилетевший в спину.

Резко оборачиваюсь. Вижу парня моего возраста. Высокий, коренастый, на голове — смешная вязанная шапка с помпоном. Пуховик старенький, но удобный. А в руках у незнакомца пара коньков, связанных шнурками друг с другом.

— Тридцать семь, — улыбаюсь я.

— Пойдут. Носки есть? — вскидывает бровь парень, а я отрицательно качаю головой. — У меня есть пара, вот, держи, чистые. Большие, конечно, но лучше с ними, чем у тебя отмерзнуть ноги.

— А тебе? Ты ведь кататься пришел? — останавливаюсь я, когда руки уже потянулись за коньками.

— Мои вот, — парень улыбается, приподнимает рюкзак, — мы с сестрой договорились покататься, пока лед чистый. Но она передумала. Меня, кстати, Леон зовут. А тебя?

— А я Талия, — заулыбалась я.

Парень мне нравится. Не болтун, но очень обаятельный и обходительный. Не пытается произвести на меня впечатление, или показать, какой он крутой.

Мы переобуваемся. Он помогает мне со шнурками. Коньки приходятся в пору. А после выходим на лед.

На озере никого нет, горят фонари, с неба падают крупные снежинки. Я развожу руки в стороны, пытаясь их поймать. Одна опускается мне на нос, и я громко смеюсь.

Перевожу взгляд на Леона. Он прекрасно держится на льду. Нет, на красуется. Видно, что парню доставляет удовольствие это занятие.