— Вы, правда, считаете меня инвалидом? — уточнила я с интересом. — Что вам про меня сказал Вери?
— Ничего такого. — Смол смешался. — У тебя редкая особенность говорить открыто. Обычно женщины более кокетливы.
— Комплимент засчитан. — Я вынула зелень и встряхнула пучок кинзы, с блаженством принюхиваясь к его терпкому аромату.
— Но ты все же скрываешь нечто очень важное, — огорошил меня док.
Он смотрел на меня испытующе. Острый взгляд, казалось, проникал в самую душу. Я открыла было рот, чтобы ответить что-то колкое, но не смогла.
— Не надо закрываться. — Мужчина понимающе улыбнулся. — Знаешь, когда долго пытаешься что-то спрятать и перепрятываешь по сотне раз на дню, то однажды можешь забыть, где оно лежит.
— Это ведь хорошо, — бесцветно отметила я.
— Но оно не исчезнет. Эта граната будет лежать в темном углу, пока не проржавеет и не рванет.
— Глупости.
— Она сможет причинить куда больше вреда, если разорвется рядом с теми, кто тебе дорог. Лучше обезвредить ее до того, как она потеряется и станет опасной.
— Ты работал сапером?
— Скорее подрывником, — сдержанно ответил Смол.
— Привык взрывать? — Мне удалось улыбнуться. — А мне нельзя больше. Новой взрывной волны я не переживу.
— Тамила... — Он протянул руку.
— Не трогай меня, — почти простонала я, отодвигаясь. — Мне не нужна жалость или понимание. Не надо, чтобы ко мне относились как к раненому животному, которое проще пристрелить, чем вылечить. Я справлюсь. Сама. Мне так...
— Это не проще, — словно прочитав мои мысли, продолжил Смол. — Когда тонешь, нужна рука, которая вытянет наружу, а не дно под ногами.
— Ты все же не ветеринар. — Я криво усмехнулась и сменила тему: — Зачем столько еды? Вы привезли целую тушу и ящик овощей.
— Если нет рыцарей, то мы едим телятину. — Смол кивнул в знак того, что признает этот раунд за мной.
Я выдохнула, надеясь, что мое прошлое никогда не станет достоянием этих сильных людей. Больше, чем жалость, меня пугало, что они начнут презирать меня.
20. Глава 20
Я всегда была жизнерадостной и яркой. Бабушка уверяла, что никогда б не простила себе, если позволила органам опеки забрать меня. Она говорила, что лишь взглянула в мои сияющие глаза и потерялась в них полностью.
Верить близким, когда они утверждают, что ты талантлив или красив – всегда плохая идея. Они любят нас и видят те качества, которых зачастую нет. Но все же стоило признать, что оптимизма во мне хватало. Как и жизнелюбия.
Возможно, именно это и навлекло на меня беду.
Я переехала в чужой город и устроилась в кампусе колледжа. Вскоре выяснила, что денег, которые я получала в виде стипендии, едва хватает на еду и самые необходимые средства гигиены. Кроме мыла и зубной пасты мне хотелось покупать себе одежду, иногда позволять скромные посиделки с новыми подругами. Именно поэтому я принялась искать подработку, которая не станет мешать учебе. Должность помощника библиотекаря отнимала бы все свободное время, брать ночные смены на заправке не хотелось, сомнительные бары и клубы я даже не рассматривала. А вот небольшая закусочная рядом с кампусом мне показалась вполне сносной. Там всегда было много студентов, которые предпочитали брать еду навынос, и отличный начальник. Именно он стал лучшим аргументом, чтобы выбрать именно это место. Стоило увидеть плотного высокого мужчину с аккуратной бородой и светлыми глазами под кустистыми бровями, чтобы понять – он добряк. Клетчатый фартук напоминал бабушкин. Точно такой же носили все работники, которые вполне искренне улыбались.
— Волосы собирай в простую прическу, украшений много не нужно, да и с косметикой не усердствуй, — пояснял нехитрые правила начальник, назвавшийся Мастером Тимом. — У нас тут посетителей много, и не нужно, чтобы кто-то начал кокетничать. Если кто позволит себе лишнего, я выставлю наглеца. Обижать девчонок никому не позволю. Но и хвостом вертеть не стоит. Таких работниц мы не держим.