Лука замолчал. Я тоже пока не знаю, что сказать. Просто не могу поверить. В голове не укладывается. Хочется столько всего спросить, но, глядя на его усталый вид, слова застревают в горле. Ему больно? Похоже на то.

— Ты любишь ее? — выпалила быстрее, чем подумала.

Лука дернулся, как от удара, а внутри меня опять противно зашевелилась ревность.

— Ты снова со мной на «ты»? — улыбнулся «дядя», расслабляясь. — Любил. Это было давно. Розовых соплей не будет, не надейся. Это чувство давно заменено другим. Оно мне более привычно.

— Что я забыла, Лука? Ты ведь все равно уже почти все рассказал. Что может быть хуже того, что я теперь знаю?

Малыш стал ворочаться и хныкать. Он, наверное, хочет есть, а мы тут отношения выясняем.

— Разочарование, — ответил Лука поднимаясь с пола. — Пойдем, Яна. Ехать пора.

17. Глава 16. Осколки привычного мира

Яна

— Давай, — Лука протянул руки, чтобы забрать Итана.

— Нет, — прижала его крепче. Мне кажется, что если я сейчас его отдам, то потеряю частичку чего-то родного и близкого.

— Ян, — мужчина постарался улыбнуться. — Мы не можем таскать за собой младенца.

— Пожалуйста, — прижалась губами к лобику крохи, но это не помогло.

Расцепив мои пальцы, разжав руки, Лука все же его забрал.

Меня накрыло в тот момент, когда женщина со шрамом забрала у Луки из рук маленького Итана, моего брата, как сказал мужчина. Он закрыл меня в машине, а сам остался проконтролировать, чтобы Ада с малышом точно сели в такси и уехали без выкрутасов.

На моих руках ещё осталось его детское тепло, и осознание того, что все эти годы моя мама была жива, сильно сдавило грудь. Мой привычный мир окончательно разлетелся на осколки. Они впились в кожу, оставляя невидимые саднящие порезы, которые не замазать йодом, как делал в детстве папа.

Обняла руками плечи. С ресниц срываются солёные капли слез. Они оседают мокрыми пятнами на одежде, потеками на руках. Мне больно дышать, больно думать. Сковало, скрутило, растоптало это отвратительное чувство безысходности и отчаяния. Как так вышло, что меня бросили самые близкие люди, которые должны любить, ценить и оберегать? Но мне больно даже не от этого. От того, что я не увидела той реальности вокруг себя, которая предстала теперь. Как можно было быть такой слепой дурой?!

«Боль — это момент, который надо пережить, перетерпеть. Потом ты станешь сильнее».

Я не знаю, откуда в моей голове эти слова. Кто-то когда-то сказал, а я зачем-то запомнила.

Терплю, сжав зубы. Раскачиваюсь взад-вперёд, гася истерику. Это вторая. Первая закончилась обмороком. Хочу в обморок. Потом отпустит.

Похоже, я всё-таки не такая сильная, раз срываюсь на первые всхлипы, но я обязательно стану. Ради себя и… для него. Да, пожалуй, уже можно окончательно себе в этом признаться.

Дверь машины хлопнула, но свет Лука включать не стал. Со стоном отцепил мои пальцы от плеч, дёрнул на себя. Я оказалась на его коленях. Сильные руки крепко прижимают к себе.

Лука ничего не говорит. Я помню, он не умеет успокаивать женщин. Только он лжет. Терпкого запаха его тела, впитавшегося в футболку достаточно, чтобы я начала успокаиваться.

— Мир розовых пони рухнул. Да, Яна? — произнес без издевки или сарказма, устроив подбородок у меня на голове.

— Это больно. — сообщаю, украдкой дыша им, стараясь пропитаться этим запахом и плевать, что он смешан с порохом, дымом и потом. Он его. Тот самый, настоящий, выдающий суть этого мужчины.

— Боль — это момент, который надо пережить, перетерпеть. Потом ты станешь сильнее, — говорит он то, что пять минут назад звучало в моей голове.