Я забываюсь. Тону в нежности, на которую Власов, как оказывается, всё же способен. Почти не дышу, боясь спугнуть такой прекрасный момент.

– Ладно, опустим лирику, – Мирон отстраняется в тот самый момент, когда я почти готова опять его поцеловать, не дождавшись решительных действий. – Мне нужно забрать вещи.

Обогнув меня по дуге, шаткой походкой идёт к выходу. Его шаги глухо стучат в ушах, отзываясь досадой в сердце от скорого ухода Мирона.

– И куда ты пойдёшь?

– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, – зло выплёвывает, даже не обернувшись.

– Артур Сергеевич ещё не спит, – предпринимаю попытку остановить беглеца, опускаясь до жалкого вранья. – Я ходила на кухню, сделать себе чай, – стойко выдерживаю заинтересованный взгляд Мирона, который только что развернувшись, устало прислоняется к двери. – Твой отец был в столовой.

– Ничего не меняется. Хатико продолжает ждать, когда я приползу к нему на коленях. Ок, – пружинисто отталкивается. – Пусть ждёт.

В два шага оказывается возле меня. Протягивает руку так непринуждённо, что я не раздумывая, вкладываю свою маленькую ладошку в его ладонь. От прикосновения кожу непривычно покалывает. А следующий жест и вовсе выбивает из колеи.

Переплетя наши пальцы, Мирон ведёт меня в ванную комнату. И весь короткий путь я стараюсь вернуться с небес на землю.

Неожиданно потеряв теплоту крепкой руки Мирона, замираю. Не совсем понимая зачем он привёл меня сюда. С интересом слежу, буквально пялясь на широкую спину парня.

Быстро умывшись и лишь слегка промокнув лицо полотенцем. Мирон запрыгивает на столешницу, садясь ближе к раковине. Широко раздвигает ноги, чтобы в следующую секунду притянуть меня к себе, заставляя вклиниться и встать между его коленей.

– Давай отыграйся по полной, – хрипло просит, глядя мне прямо в глаза. – Сделай мне больно.

Его слова звучат как призыв к действию. И вопреки моему гиперразвитому милосердию, я действительно намереваюсь не церемониться с Мироном и хотя бы так поквитаться с ним.

Крепко зажмурившись, он напрягается в ожидании экзекуции. Крепче стискивает руками край столешницы.

Открыв флакон с перекисью, смачиваю ватный диск. Осторожно прикладываю его к свежей ссадине на брови, но подсохшая корочка не позволяет мне обработать рану. Силой наклоняю голову Мира, чтобы избежать попадания антисептика в глаз.

– Глаза не открывай и не стони как девчонка, – отвлекаю разговором, пока щедро выливаю на бровь половину флакона перекиси.

Вскрикиваю от неожиданности, едва цепкие пальцы впиваются в кожу на талии, какими-то чудесным образом оказавшись под пижамной рубашкой.

– Не кричи, – посмеивается, совершив акт возмездия, который я, видимо, заслужила своей проявленной добротой. – У отца отменный слух. Я не хочу, чтобы он застукал меня.

Пользуюсь моментом, пока Мир объясняет мне и без того очевидную вещь, выливаю остатки перекиси на рану. Белая пенка пузырится и очень быстро становится грязно-розовой.

– Вот, приложи, – протягиваю сухой ватный диск, и пока Мирон просушивает рану, раскрываю пластырь. – Зря ты так про отца думаешь. Он как любой хороший родитель волнуется, – стягиваю пластырем края ссадины, а своими слова пытаюсь соединить то, что треснуло между отцом и сыном. – И думаю, уже жалеет, что сгоряча…

– Сгоряча что? – нервно перебивает меня. – Выгнал из дома?! Вот только не надо его выгораживать, – спрыгивает на ноги, выпрямляется во весь рост, грозно нависая надо мной и побуждая привстать на носочки, чтобы быть с ним на одном уровне. – Если он успел купить тебя, это ещё не значит, что для меня он остаётся хорошим родителем.