– Камилла?

Озвученное Багировым имя окатывает меня ушатом ледяной воды и неимоверно бодрит. Облегчение растекается по венам и тут же сменяется волнением. Благо я не знаю никого из спутников Богдана и не слишком сильно краснею, как если бы тут был Сашка Терентьев или Валера Ерохин.

– Привет. Мне очень нужно с тобой поговорить. Можешь уделить мне пару минут?

– О, Багира, ты телочку вызвал? Че нам не сказал, мы бы тоже заказали.

Откуда-то сбоку доносятся пошлые возгласы и дикий довольный ржач, от которого мои щеки еще больше пунцовеют, как будто их натерли свеклой. Становится до такой степени неловко, что я мечтаю только о том, чтобы подо мной разверзся пол, и меня утащило в черную бездну.

Где не будет сальных взглядов. Где не будет пристального внимания, оседающего липкой патокой на коже. И где не будет манипуляций от родного отца.

– Это моя сестра, камон.

Выдержав небольшую паузу, Богдан в мгновение ока прекращает царящую вакханалию и неторопливо поднимается на ноги. Огибает стол, предлагая парням заказать что-то покрепче, и кладет ладонь мне на поясницу.

Она тяжелая и горячая. Она запускает сотню мелких разрядов, устремляющихся вдоль позвоночника, и клеймит. Так, что жар проникает даже через слой ткани и растекается по ставшему вдруг безвольным телу.

– Ну, что застыла? В ВИП-ку пойдем.

Багиров подталкивает меня вперед, потому что я вряд ли способна нормально передвигаться самостоятельно, и не демонстрирует ни единой эмоции.

Ни раздражения из-за того, что я вытащила его из тусовки. Ни любопытства, как я вообще узнала, что он здесь. Ни-че-го.

Он тормозит на пару секунд, чтобы шепнуть что-то на ушко эффектной девушке-администратору. Выуживает из ее цепких пальчиков с ярко-салатовым маникюром магнитный ключ. И продолжает прокладывать наш путь вдоль одного из коридоров, устремляющихся вдаль от основного зала.

Приглушенный розоватый свет по какой-то причине действует мне на нервы. Похабные надписи на стенах недвусмысленно намекают на предназначение комнат, скрывающихся за неприметными дверьми. И я тону в стихийной неконтролируемой панике.

Цепляюсь носком туфли за невидимую преграду. Ойкаю и неуклюже спотыкаюсь.

– Тшш, мышка. Ну, чего ты? Испугалась?

Ловкий, как и всегда, Богдан останавливает мое падение и иронично вскидывает бровь. Сейчас его ладонь покоится у меня на животе, его бедро касается моих ягодиц, а моя спина впечатана ему в грудь.

И это все нервирует гораздо больше, чем недавняя беседа с отцом. Мешает как следует сосредоточиться на причине, по которой я вообще явилась в этот дурацкий притон. И заставляет надсадно таскать ноздрями воздух, в котором витают нотки Багировского парфюма.

Раз. Два. Три…

Считаю удары собственного сердца и начинаю трепыхаться в объятьях Богдана, как пойманная в силки птица. Не вывожу эту запретную близость. Кусаю горящие губы, окунаясь в слишком яркие и слишком болезненные воспоминания.

Побеги из дома ночью в окно. Свидания под луной. И дурманящие требовательные поцелуи.

Все это у нас было, пока я не разрушила хрупкое счастье с подачи семьи.

– Сильвупле.

Разомкнув, наконец, руки, Багиров завершает мой экскурс в прошлое, отпирает пластиковой картой замок и пропускает меня в одну из комнат для привата. Закрывает с глухим щелчком дверь, а я леденею.

Изучаю из-под опущенных ресниц зеркальные стены и небольшое возвышение с шестом в самом центре и судорожно сглатываю. Захлебываюсь острым смущением и не шевелюсь до тех пор, пока Богдан не проявляет инициативу.

– Отомри, мышка. Ты же не думала, что мы будем обсуждать серьезные вещи при свидетелях?