- С чего ты взяла, что я мало спал? - осторожно интересуется Матвей, подходя ко мне ближе.

- Не знаю. - Я пожимаю плечами, но не могу сдержать на губах улыбку.

Жаль, что мой папа и Татьяна заняты своим разговором, не обращая никакого внимания на нас. Матвей наклоняется ко мне так, чтобы то, что он скажет было слышно только мне.

- Следишь за мной?

- С чего бы?

- Вчера я весь день был дома и лег рано спать, - говорит Матвей уже громче, чтобы его слова были слышны всем в этой комнате.

- Правда? - У меня уже на кончике языка нетерпеливо вертятся слова про вечеринку, но почему-то я их так и не произношу.

- Конечно! Если ты действительно, - Матвей намеренно выделяет последнее слово интонацией, - хочешь поехать, то пора заканчивать с завтраком и начинать собираться.

- Спасибо за совет, - отвечаю я ему, медленно отпивая из своей чашки чай. Торопиться я и не собираюсь.

- А детки подружились, - радостно заключает Татьяна, глядя на нас.

- Как можно не подружиться с таким чудесным человеком, как ваш сын, - говорю я и одариваю ее милейшей улыбкой.

Где-то в дверях слышу, как Матвей издает короткий смешок, но я никак не реагирую на это. Просто возвращаюсь к своему завтраку, который уже расхотелось доедать. Конечно, я не поеду с Матвеем в город. Не хочу слушать его колкости всю дорогу. Не хочу и не буду!

Когда Татьяна уходит спать, папа спрашивает меня:

- Матвей тебя не обижает?

- Нет. С чего ты взял?

- Он хороший парень, но все-таки ему двадцать один, а тебе семнадцать. Скажи мне, если что.

Я киваю, а папа целует меня в щеку и торопливо берет свой чемодан. Такси уже ждет его у ворот. А я остаюсь наедине с посудомоечной машиной, с которой ещё нужно разобраться, как она работает. Я наблюдаю, как такси увозит единственного человека, которого люблю, и с тоской осознаю, что теперь остаюсь в этом чужом доме совсем одна.

Посудомоечная машина никак не включается. Я уже готова готова стукнуть по ней изо всех сил, когда чья-то рука нажимает несколько кнопок, и, о чудо, все начинает работать.

- С техникой такие же проблемы, как и с музыкой? Не разбираешься?

Я разворачиваюсь и встречаюсь с насмешливым взглядом Матвея. Он стоит, облокотившись на кухонный шкаф, так и не переодевшись в нормальную одежду.

- Очень смешно!

- Вообще-то грустно.

- Да? А у тебя какие-то проблемы с принятием себя? То ты ботан, сидящий дома и мучающий виолончель, то мажор, сбегающие на вечеринки, когда мама не видит?

- Ты что правда следила за мной? - возмущается Матвей, а в глазах смешинки пляшут. - Тебя можно сталкершей называть?

- А тебя? Кем называть мне тебя?

Я настолько зла, что срываю с головы Матвея ободок, и его челка падает на лоб, почти закрывая глаза.

- Давай будем честными. - Он выхватывает свой ободок из моих рук, но не возвращает на прежнее место. - Мажорка в этом доме - ты. Только и делаешь, что ничего не делаешь! А меня ты совсем не знаешь и не узнаешь никогда.

- С чего ты взял, что я такая?

Матвей вдруг оказывается совсем близко со мной. Я чувствую его дыхание на своем лице. Он проводит пальцем по моей щеке и хватает за подбородок, приподнимая его. Это не больно, но совсем не приятно. Приходится смотреть на Матвея, не отводя взгляд.

- Ты такая же, как и все золотые девочки, не знающие никаких проблем, - говорит он, думая, что этими словами ранит меня. - Все, что у вас есть - это красивая внешность и деньги родителей. Ты соришь деньгами не раздумывая. Ты попусту тратишь свое время на никому ненужные танцульки…

- Сказал тот, кто вернулся под утро с вечеринки, - перебиваю я Матвея.