С одним «дановцем» столкнулся и я, причем с «дановцем» тайным, без повязки. Он написал мне письмо, представившись сотрудником маленькой студенческой радиостанции близ Ирвина: мол, нельзя ли дать ему интервью, потому что ирвинские студенты интересуются моими книгами. Я ответил согласием, но едва он появился и задал три вопроса, как стало ясно: это стукач. Спросив для начала, не писал ли я тайком порнографические романы, парень громовым голосом стал требовать ответов: принимаю ли я наркотики? есть ли у меня внебрачные сыновья-негры, которые пишут научную фантастику? являюсь ли я Богом, а также главой коммунистической партии? и, разумеется, финансирует ли меня Арампров?

Неприятная получилась сцена. Пришлось просто вытолкать его за дверь, а он еще долго продолжал выкрикивать обвинения, пока я запирал замки. После этого случая я стал весьма разборчив в общении с прессой.

Однако куда больше вреда, чем тайный «дановец» в роли интервьюера со студенческой радиостанции, нанес мне взлом моего дома в конце 1972 года, когда при помощи взрывпакетов вскрыли мои ящики с архивами и все их содержимое разбросали. Вернувшись домой, я увидел дикий беспорядок. На полу стояла вода, деловая переписка и непринятые чеки исчезли; одежду перетрясли, окна с тыльной стороны дома были разбиты, а дверные замки взломаны.

Полицейские поверхностно все осмотрели – лишь бы отвязаться – и нагло заявили мне, что скорее всего я это сделал сам.

– Зачем?! – спросил я инспектора, их начальника.

– О-о, – ответил он, ухмыляясь, – чтобы отвести от себя подозрение, например.

Никого так и не арестовали, хотя на каком-то этапе полиция признавала, что им известно, кто это сделал и где находятся пропавшие вещи. Зато мне совершенно недвусмысленно дали понять: с одной стороны, похищенное не вернут, а с другой стороны, меня и не арестуют. Очевидно, они не нашли ничего такого, что можно было бы поставить мне в вину.

Это происшествие оставило глубокий след в моей жизни. Я осознал, как далеко зашло бесчинство властей и как быстро забылись при Фримонте наши конституционные права и свободы. О взломе и наглом грабеже я рассказывал всем, кому только мог, однако очень скоро понял, что большинство людей не желают ничего знать, даже либералы-антимилитаристы. Я видел лишь безразличие или страх, а некоторые, подобно полиции, намекали, что я сделал это сам, чтобы «отвести подозрения» – в чем, они не говорили.

Ближе всех к сердцу принял случившееся Николас. Однако он был уверен, что я пострадал из-за него. Ему казалось, что именно он послужил причиной налета.

– Они хотели установить, не собираешься ли ты писать обо мне. Ты ведь можешь выставить их на всеобщее обозрение, изобразив в каком-нибудь научно-фантастическом произведении. Миллионы людей прочитают твою книгу, и секрет выйдет наружу.

– Какой секрет?

– Ну то, что я являюсь представителем внеземного разума.

– Честно говоря, я думаю, что они интересовались мной – именно в мой дом они вломились, мои бумаги прочитали или украли.

– Хотели узнать, не сформировали ли мы организацию.

– Хотели узнать, с кем я общаюсь, – указал я. – А также к каким организациям я принадлежу и кому плачу взносы или оказываю иную финансовую поддержку. Вот почему они забрали все непринятые чеки, накопившиеся за многие годы. Вряд ли они догадываются о твоих снах и вообще о тебе.

– А ты обо мне пишешь? – спросил Николас.

– Нет.

– Главное, не называй мое имя. Мне надо думать о своей безопасности.

– Боже, – сердито воскликнул я, – да сейчас никто не может считать себя в безопасности, когда полным ходом идет операция «Обследование» и повсюду шныряют прыщавые «дановцы»! Мы все окажемся в небрасковских лагерях, и ты прекрасно это знаешь, черт возьми! Как ты надеешься остаться в стороне, Ник? Посмотри, годами я делал заметки для будущих книг, а их забрали. Да меня просто уничтожили! И теперь, стоит мне написать пару страниц, я боюсь, что, вернувшись из магазина домой, я их не найду. Нет никакой безопасности! Никакой и ни для кого!