– Тебя они тоже пытались выгнать? – шепчу я человеку, который оставил прощальное письмо, как будто он сейчас в комнате вместе со мной.

Я решила называть его последние слова прощальным письмом. Самоубийство – такое страшное слово. Звук «с» срывается с языка как ножевой порез. Его прощальное письмо все еще лежит на столе, куда я положила его накануне вечером. Я чувствую себя ужасно, потому что оставила его открытым. Как будто я не уважаю последнее желание человека, который покинул эту землю одним из худших возможных способов – погибнув от собственной руки.

Я аккуратно складываю его и любовно кладу под подушку возле сиреневого шарфа.

Я также внимательно перечитываю договор аренды. Потом читаю еще раз. Проверяю свои вещи, чтобы убедиться, что там нет ничего, что нарушает условия договора, вроде незваного гостя, прячущегося у меня в сумке. У них есть свободный доступ ко мне в комнату, когда меня там нет, и я уже жду, когда Джек вернется и начнет копаться здесь в поисках чего-нибудь еще, что он сможет использовать, чтобы избавиться от меня. Но я не дам ему такой возможности. Мне действительно следовало бы попросить кого-нибудь проверить договор аренды, прежде чем подписывать его, но сейчас уже слишком поздно. Хотя, учитывая то, как они оба побледнели, когда я упомянула суд, возможно, они и не пойдут этим путем.

Я окидываю комнату взглядом, чтобы убедиться, что ничего не пропустила.

Сырость около светового люка увеличилась. Теперь пятно разрослось вниз по скату потолка к одной из стен. Я решаю, что буду пилить Джека, пока он не устранит проблему. Я не собираюсь уступать, хотя знаю, что он почти наверняка ничего не исправит. Наверное, он надеется, что если комната станет опасной для здоровья, этого будет достаточно, чтобы выгнать меня, когда наступят холода.

И снова он ошибается.

Я слышу визгливый скрип лестницы, ведущей к площадке за дверью. Потом он прекращается. Затем скрип слышится снова, после чего можно различить тихие шаги на площадке. Я не в настроении для второго раунда хищного запугивания со стороны Джека. На этот раз я закричу на весь дом.

Я хватаю стул и засовываю его под дверную ручку. Вынимаю перцовый баллончик и персональную сигнализацию, купленную сегодня во время перерыва на обед. Мое сердце бьется с такой силой, что я уверена, что могу его слышать. Рукой я плотно сжимаю баллончик. Длинная пауза. Затем тихий стук в дверь.

– Чего тебе? – произношу я, сжимая зубы.

– Я хочу поговорить с тобой наедине.

Но это не Джек. Это Марта.

Я убираю стул и отодвигаю замок. Неуверенно приоткрыв дверь, я обнаруживаю, что моя гостья пришла в одиночестве. Кажется, нет причин не впускать ее. В конце концов, это ее дом. Зайдя внутрь, Марта замечает перцовый баллончик и сигнализацию у меня в руках.

Она мрачно смеется и говорит:

– В этом нет необходимости, Лиза. Ты беспокоишься из-за Джека? Не волнуйся, он безобиден. Много говорит и мало делает.

Я слегка смущаюсь, хотя и остаюсь начеку. Ставлю баллончик и сигнализацию на каминную полку. Марта пришла босиком, и без каблуков она больше не кажется высокой. Она все еще одета так, чтобы произвести впечатление; ее дорогой черный наряд подходит для шикарной вечеринки. Возможно, она одевается так всегда. Я не знаю, какими духами она пользуется, но они чуть сладковатые, не слишком тяжелые.

За окном смеркается; единственное освещение – естественное – попадает в комнату через окна и световой люк на крыше. В комнате довольно мрачно. Возможно, из-за этого я могу представить, как очаровательна Марта, должно быть, была в молодости. Ее скулы и лоб вместе с ослепительными зелеными глазами составляют изящную картину. Марта, наверное, была настоящей сердцеедкой в расцвете лет, истинной красавицей, что заставляет меня задуматься, как она оказалась замужем за таким человеком.