Только теперь, когда чародей остался цедить пиво с незнакомым хозяином «Счастливого колеса», а Петер был предоставлен сам себе – только теперь парень огляделся, узнавая и не узнавая знакомые улицы. Вроде бы все по-прежнему, но что-то не так, как в детстве… что-то совсем не так… Вывески? Над многими лавками появились новые вывески, яркие краски выделяются на темных обшарпанных стенах. Вот и постоялый двор обзавелся изображением тележного колеса, на котором стоит – нет, не стоит, катится, перебирая ногами – веселый мальчик. Петер чуть приподнял капюшон и посмотрел внимательней – хорошо нарисовано! И дитя как живое, улыбается, лукаво глядит, чуть склонив голову, на путников. Жест маленькой руки приглашает зайти. Красивая картина. Петер зашагал по узкой улице, приглядываясь к новым вывескам. На лавке мясника прежде были намалеваны неопрятные багровые колбасы, маленький Петер боялся мясниковой вывески – теперь над дверью красовался веселый пастух, окруженный овцами. Кудрявый юноша играл на свирели, а овцы слушали, тянули морды, на секунду ученику мага почудилось, что он слышит звуки свирели – нет, только почудилось. А художник хорош, ничего не скажешь… такие чудные вывески!

Тем более мрачными казались Петеру полузабытые лица горожан. Его-то в ученическом наряде, конечно, никто не узнавал, но все, до единого, встречные отводили глаза, едва завидев чародейский плащ с капюшоном, и торопливо уступали дорогу. Петеру это было в диковинку. Ему случалось попадать с Ригиртом в края, где колдунов не любили или презирали… но чтобы боялись? Очень, очень странно…

Петер прошел центральную часть небольшого городка, оставил в стороне грохочущие кварталы мастерских – вот и знакомые узенькие улочки. Здесь располагались жилые дома старой постройки, и почти не встречалось вывесок. Да и прохожих немного… В этих кварталах, примыкающих к городской стене, вовсе ничего не изменилось – кажется, даже сорная трава растет точно так же, как в детстве – каждый пучок на прежнем месте.

Ученик чародея свернул в сырую полутьму переулка, остановился перед знакомой дверью… Дом выглядел так, словно давным-давно заброшен – окна затянуты паутиной, заметной даже сквозь тусклые дешевые стекла, дверь, кажется, намертво вросла в косяки, щели оплетены клочьями рыжего мха, у порога – кустики бурьяна, которые не тревожит ничья нога… Петер отступил на шаг. Как же так? Где тетка? Почему дом пуст и неухожен? Парень в волнении стянул капюшон и провел ладонью по лицу…

– Петер! Парень, ты вернулся? Здорово, Петер!

Скрипнула, приоткрываясь, дверь – на пороге соседнего дома возник сосед.

– Дяденька Керт? А что здесь?.. Почему дом заброшен? Где тетя Эгата?

– Петер, вот здорово! – Керт, ухмыляясь в бороду, оттолкнул дверь и шагнул к парню. – Не волнуйся, жива твоя тетка! Жива и здорова! Замуж вышла и уехала в Генету, а то и в Энмар. Как ты ушел с этим прохвостом, как его, с колдуном этим, так она сразу продала все, что можно, да и уехала с хахалем.

– С хахалем?

– Э, да ты же ничего по малолетству не понял, верно? Хахаль у нее имелся, давно уж Эгатку обхаживал. Приказчиком служил у купца из Генеты, частенько к нам наведывался по торговым делам. Все говорил, что соберет денег и свое дело заведет. Торговое. Так Эгатка-то распродала, что можно, с ним обвенчалась и тут же – фьюить! Мы, говорит, с мужем в Энмар подадимся, город торговый, богатый…

– В Энмар? Так далеко?

Петер никак не мог собраться с мыслями. Не вязалась суетливая, немного шебутная тетка с образом почтенной купеческой жены. Теперь-то он понимал многие странности в ее поведении – и слишком частые отлучки на рынок, и поздние возвращения, когда Эгата приходила затемно – румяная, с блестящими глазами и, если Петер просыпался при ее появлении, все никак не могла привести в порядок растрепавшиеся кудрявые волосы…