– Сейчас… тесно тут, подвинься.
– Панораму дай, а потом крупный план АЭС… Ты снимаешь?
– Сейчас, сказал же…
– Камера работает?
– Пауза…
– Шевели задницей!
– Да зависни ты… не ерзай, вышка и так на ладан дышит. Руки бы вырвать тем, кто ее строил! Не хватало еще навернуться! Все, порядок, снимаю… ох ты, блин… она не на паузе была…
– Все ушло в эфир?
– Ну… типа того…
– Баран ты, Кошкин… Простите, дорогие друзья, теперь вы видите сами, что такое Зона. Это вечный нудный дождь, это все оттенки ржавчины и зеленоватые пятна окислов, это грязь, сажа и пепел, это руины и колючая металлическая растительность. Это холмы, овраги и снова грязь, грязь, грязь. Согласитесь, мрачная, мертвая, удручающая картина. А вон там… Камера! Вон там, видите, движение? Да, да, вы не ошиблись, это приближаются механические монстры. Те самые биомехи, уродливые порождения мифического Узла, которые захватили все пять локаций Зоны Смерти, и теперь строят на оккупированных территориях свой загадочный мир техноса… Что-то слишком быстро бегут. А вон те вообще летят… – репортер явно заволновался. – Кошкин, пауза! Давай вниз!
– Сейчас, только крупный план возьму!
До репортеров донесся грохот взрывов. И не просто донесся и унесся в никуда, а продолжил доноситься, и громкость его раскатов стремительно нарастала. Копейкин дернулся влево и попал в кадр. Оттопыренные уши юноши полыхали закатным огнем. Особенно это выделялось на фоне общей бледности лица. В глазах же у Копейкина читались растерянность и затаенный страх.
– Вниз! – нервно крикнул репортер, махнул оператору и торопливо затопал по лестнице. – Я тебя ждать не буду!
– Да они далеко, успеем, – Кошкин снова навел камеру на монстров.
– Кошкин!
– Уже лечу! Ого! Как их много! Там еще что-то… кто-то… человек бежит!
– Кошкин, мяу твою мать! – В голосе Копейкина промелькнули истерические нотки. – Спускайся немедленно! Капитан машет, катер сейчас уйдет!
– Ух ты! – восторженно воскликнул оператор. – Во дает! Во дает, бродяга! Копейка, лезь обратно, такой кадр! Какой-то перец крошит чугунков, только искры летят!
– Чтоб тебе… – репортер едва не всхлипнул. – Простите, друзья… такое напряжение… Придется снова подняться наверх. Сейчас… сейчас… Ну, где твой человек?
– Вон там, овраг и сразу за ним. Видишь?
В кадре появился человек. Вернее – его контуры, едва различимые в клубах черного дыма, за рваной завесой из фонтанов грязи и бело-оранжевых взрывов плазменных боеприпасов. Оранжево-черно-белая картинка выглядела пугающей, но по-своему красивой. Она висела будто бы отдельно от серого фона сочащихся дождем небесных хлябей, словно объемное изображение, спроецированное на плоский серый фон. А перчику «вкусной» объемной картинке добавлял третий план – сплошная подвижная стена из механических чудовищ всех габаритов и мастей, преследующих человека.
Биомехов насчитывалось штук сто, не меньше.
В авангарде ехали колесные биомехи – «рапторы» и «носороги» – в прошлом легковые и грузовые автомобили. Если честно, сходство этих железных тварей с автомашинами заключалось только в наличии колес. Кузова изуродованных Зоной машин превратились в бугристые черно-рыжие панцири. Вместо фар, а у некоторых и вместо лобовых стекол, теперь остались только узкие, светящиеся красным щели. На крыльях и капотах выросли огромные шипы и рога, образовались гнезда курсовых орудий. А крыши легковушек и кабин грузовиков превратились в горбы, состоящие из полуколец и прочего вида сочленений.
Крупные машины – носороги – неслись, перемалывая громадными шипованными колесами грунт и автоны в однородную грязе-жестяную массу, а рапторы то и дело прыгали (прямо и чуть вправо или чуть влево от вектора движения) метров на двадцать, добавляя в общую какофонию взрывов, выстрелов и завываний рваный барабанный ритм проседающих до отбойников амортизаторов подвески.