Когда Лена в деталях передавала мне эту встречу, слова Лешиной мамы о воске больше всего поразили меня. Я решила привести их на своей встрече с мамашами, к которой уже начала готовиться. Я должна их всех увидеть. Каждую. И в среду на педсовете поделилась планами, и их одобрили. Анжела даже вызвалась помочь в организации.

После педсовета я, как обычно, сломя голову неслась в сторону Поля Чудес. Торопилась к Черновым за Иришкой. Лепил мокрый снег, под ногами хлюпала снежная каша, в голову лезли мысли о горячем супе и о горячей ванне. А предстояло еще тащиться с Иришкой из Поля Чудес в Простоквашку по этой слякоти.

Пока я месила слякоть, сапоги, конечно же, промокли. Войдя в прихожую, громко крикнула:

– Вот и я!

На мое приветствие никто не ответил. Конечно же, моя подруга и моя дочь решили затянуть меня в прятки. Они это любят. Но так не хотелось разуваться, шлепать в мокрых носках по черновским коврам, оставляя кругом мокрые следы, кричать «ку-ку» и заглядывать во все углы. Мне было не до игр, я в школе наигралась.

– Ириша! – прокричала я. – Мама пришла.

Ни звука в ответ. Не дождутся. Все равно не буду разуваться и снимать дубленку.

Я прошла в холл, недовольно прокричала в сторону второго этажа:

– Ксюш, мне некогда!

Вверху что-то грохнуло, и вслед за этим раздался истошный Ксюхин визг.

– Ира! – заорала я и рванула к лестнице. – Ира!

Я уже была на середине, когда передо мной возник Вадик – в расстегнутой рубахе, с закатанными по локоть рукавами. У него был вид мясника. Я невольно отпрянула и зацепилась за перила.

– А вот и Светочка… – нехорошим голосом проговорил он и протянул ко мне руки. – Подружка наша золотая…

Глаза у Вадика были как стеклянные. Я никогда прежде не видела у людей такого странного взгляда.

– Где моя дочь? – как можно внятнее спросила я.

– Нету. – Вадик скривился и показал пустые руки. И вдобавок покрутил ими так противно.

Я не помню, как проскочила мимо него. Вероятно, просто оттолкнула. У меня было такое состояние, что я могла бы отодвинуть гору. Или превратиться в пчелу, чтобы оказаться на втором этаже. И я там оказалась.

Влетела в одну спальню – никого, в другую… Моя подруга сидела на огромной кровати, забившись в самый угол. Она смотрела на меня одним глазом, другой заплыл и почти полностью закрылся. На ногах и руках обозначились красные ровные полосы, будто ее били плеткой. Ксюшка тряслась и молча смотрела на меня.

– Где Ира? – Голоса моего хватило только на шепот.

– Я не успела в сад, – ответила Ксюшка, клацая зубами. – Он не пустил меня.

– Ты не забрала ее из сада? – переспросила я, пытаясь собрать мысли в кучу.

– Полюбовалась? – раздалось у меня за спиной. – Твоя работа.

– Что? – Я повернулась к Чернову. Глаза его, в красных прожилках, смотрели на меня сузившимися зрачками.

– Кто моей жене наврал про любовницу? Не ты? Развести нас хочешь? – Он попытался схватить меня за руку.

– Убери руки, ненормальный! – Я отпрыгнула. – Садист!

Я оказалась в коридоре, он вывалился вслед за мной. Поймал за руку и больно дернул на себя.

– Иди сюда!

Изловчившись, я треснула его сумкой по черепу. Это только еще больше его разозлило.

– Ах ты!

Чернов выдернул у меня из рук сумку и бросил на пол. Этого мгновения мне хватило, чтобы вырваться и оказаться на лестнице. «Телефон в кармане», – вспомнила я.

Тут Чернов прыгнул за мной, лестница заходила ходуном. Он напоминал мне разъяренного медведя. Видела подобное в кино. Я нырнула под перила, повисла и спрыгнула вниз. Поднимаясь, запуталась в собственном шарфе и поняла, что сплоховала – Чернов уже был внизу и перегородил мне путь к выходу.