– Мэр тебе вообще не поверил, – устало вздохнул Плещеев. – Надо потерять надежду, как я, чтобы быть готовым поверить в любую чушь. А Милош и мне-то до конца не верит.

– Поверил, если подписал договор! – Отиль погладил себя по пиджаку. – Вот он в кармане, даже печать имеется. А подписал потому, что не собирается его выполнять. Думает, обойдется! Нет, и я его предупредил, что именно произойдет. Не верит, по глазам вижу.

– Было бы странно, если бы он верил…

Сам Плещеев действительно был готов поверить во что угодно. За годы наблюдений он достаточно много узнал о мутантах, быстро заполняющих старые тоннели, чтобы впасть в состояние, близкое к истерике. Этим тварям никто не сможет противостоять. Еще полгода, может быть, год, и они перестанут ограничиваться ночными вылазками за пищей, а потом вырвутся за пределы Москвы и никакой кордон их не удержит. И тогда конец, не поможет даже ядерное оружие. Но применить его все равно никто не решится, ведь никто не готов брать на себя ответственность. Каждый думает, что на его век хватит.

… Мэр, один из тех самых умных людей, не брезговавших добываемой СПР информацией, так и сказал: невозможно. Нельзя сказать людям, что они должны в двадцать четыре часа покинуть столицу, нельзя бомбить город. И самый первый человек, которому про это нельзя сказать, – президент. Вот предложить бросить в тоннели дивизию с огнеметами – это можно. Хочешь? И Плещеев сказал: нет, не хочу.

Это все равно что тушить пожар бензином. Мутанты очень быстро поймут, как опасны огнеметы в замкнутом пространстве, и тогда просто выйдут наверх. Город захлебнется в собственной крови, и побегут отсюда миллионы жителей не в двадцать четыре, а в два часа, и их будут гнать не ведающие жалости, но зато очень голодные твари, только внешне похожие на людей.

– Тогда не знаю, что тебе и сказать, – пожал плечами Милош и демонстративно вернул диск с докладом полковнику. – Все это очень страшно, но делать с этим знанием пока нечего.

– Но ведь надо, надо что-то делать! Нельзя просто сидеть и ждать.

– Ты уверен, что все так серьезно? – Мэр сложил руки на животе, посмотрел Плещееву в глаза. – Знаешь ведь, что это не в моей компетенции… Строго говоря, и ты не в моей компетенции, и вся ваша Служба. Но не замечать происходящего уже невозможно, есть кое-какая информация и по другим каналам. Я посодействую, чтобы наша полиция озаботилась этим вопросом, создадим специальное подразделение, еще один отдел.

Вот поэтому Плещеев и стоял тогда перед мэром, а не мыкался в кремлевских приемных. Милош не глуп, деятелен, он может сделать хоть что-то, оставаясь, конечно же, в тени.

– Это хорошо. Только быстрее бы… У меня пропали три человека.

– Из «обоймы»? – нахмурился Милош. – Ты бы поберег их, что ли… Через пять лет снова выборы, и, говоря откровенно, я на твоих людей очень рассчитывал.

Одна из главных причин, по которым мэр держал СПР под своим крылом, – «обойма». Люди-патроны, которых Милош время от времени выпускал в своих врагов. Плещеев старался не думать об этом, все равно ведь политика – грязное дело. Какая разница, кто тебя убьет, если так или иначе суждено умереть? Доживший до маразма, генерал начальствовал над СПР, месяцами не выбираясь с дачи. Пять полковников возглавляли отделы, не зная толком, кто чем занимается, – секретность в Службе была на высоком уровне.

– Давай говорить откровенно, – будто прочел мысли Плещеева Милош. – Фонды на вас выделяет на семьдесят процентов город, а он это делает, пока в этом кресле сижу я. Случись что – Служба просто перестанет существовать, понимаешь?