Вессель и Ройтман уставились на лик Богородицы, потом – друг на друга, потом – на Эрлиха.

– Это носят на груди православные священники, – сказал Ройтман.

– Да, я знаю. Видимо, священник потерял эту вещицу, а я нашел. И вот вынужден просить вас о помощи. Поищите покупателя или хоть отнесите к ростовщику, возьмите денег под заклад. Только не продешевите, – строго велел Эрлих.

Разговор этот был рано утром. Вессель и Ройтман снабдили гостя едой, горячей водой, мылом, чтобы сам о себе позаботился, и ушли: один – в портняжную мастерскую, где пока что хозяйничала вдова Пфейфер, другой – в аптеку. И у обоих на душе кошки скребли – гость нравился им все менее и менее.

– Никакой священник не терял эту вещицу, – угрюмо сказал Ройтман.

– С чего ты взял?

– Цепочка цела. Потерять это священник мог только вместе с головой…

Вессель назвал приятеля паникером и трусом, но Ройтман стоял на своем: приютили какого-то грабителя с большой дороги, невесть как научившегося немецкому языку. Оказалось, толстенький портняжка очень упрям и с перепугу способен на подвиги.

Ройтман решительно потребовал от вдовы Пфайфер торжественного бракосочетания, пока про их тайные встречи никто не проведал, не то сплетен не оберешься. Вдовушка, одновременно деловитая и сентиментальная, прикинула – сплетни ей не нужны, мужская рука в деле нужна, нежные чувства все еще кажутся сомнительными, но страсть в постели изобразить нельзя – или она есть, или ее нет, а как раз страсти у Ройтмана пока хватало. И она отправилась вместе с суженым в кирху апостола Петра, что на Невском. Там жених и невеста быстро уговорились с пастором, благо препятствий к браку никаких не имелось. А до бракосочетания, назначенного через неделю, Ройтман решил пожить у закройщика Вольпе.

– Я не желаю однажды оказаться в каземате из-за этого Эрлиха, – сказал он Весселю, когда увозил свое имущество. – Ты мне не веришь, а я доподлинно знаю, это – грабитель. А может, даже убийца.

Вессель сам уже был не рад своему милосердию. Он понятия не имел, как немец может продать в Санкт-Петербурге дорогую панагию. Все, кто дает деньги под заклад, так или иначе связаны с полицией и поставляют ей сведения. В том числе и старый Каценеленбоген. Он постоянно делает подношения частному приставу. И впрямь – отданная в ручной заклад вещица вполне может оказаться ворованной, и от пристава зависит, дать ли делу ход, или закрыть на него глаза. Опять же – пристав дает приметы украденных драгоценностей, когда такая попадется – приходится сдавать полицейским того, кто ее принес. Вессель вовсе не желал впутываться в дело об убийстве попа.

Эрлих, узнав, что дорогая вещица все еще у Весселя, изъявил недовольство.

– Я же просил вас, сударь… – проворчал он.

И Вессель понял: этот человек привык командовать и распоряжаться. Догадка совершенно не вязалась с армяком и бородой, но бороду отрастить нетрудно, это дело времени, армяк приобрести – да на том же Сенном рынке у перекупщиц любой найдется. А вот повадку за деньги не купишь.

Человек, назвавшийся Карлом Эрлихом, пока Вессель трудился в аптеке, лежал на постели Ройтмана и мечтами уносился в будущее. Легкий жар, который все не удавалось истребить, этому способствовал. В будущем мнимый Эрлих видел себя по меньшей мере полковником, но это – для начала, потому что сразу ему больших чинов не дадут из обычной осторожности. Зато лет через пять не будет при дворе более уважаемого человека!

И, видимо, придется жениться. Многие впрягаются в брачную телегу ради приданого и чиновной родни невесты. Опять же – если есть имущество, должен быть и наследник.