– А чего ты их на руках держишь? – удивилась Серафима.

– Так это… папа же сказал, – выпучила круглые глаза Ирина. – Говорит, чтобы на полу не простудились…

– И ты их весь день таскаешь? – не поверила Серафима.

Шишов понял, что со своими указаниями явно погорячился, раздул ноздри и задиристо заверещал:

– А и носит! И что такого? Чай, не теленка на руках таскает. Ирка, язви тебя! Они ж, наверное, голодные. Отпусти кошек, покорми их, да нам собери на стол. Слышь, Серафима, ты чего делать-то будешь? Может, тебе фотографии дать? Только я там на фотках с бывшей женой. Ты как? Перенесешь?

– А Татьяна скоро придет? – сдерживая зевоту, спросила Сима.

– Да вот сейчас и придет. А тебе зачем? – насторожился Шишов.

Серафима неопределенно пожала плечами:

– Ну, так… ближе познакомиться хочу.

Шишов издал жалкий всхлип и унесся в ванную. Никто и никогда еще не брал его таким любовным штурмом, и ему предстояло всерьез поразмышлять, как не сдать позиции.

Татьяну долго ждать не пришлось. Серафима как раз чесала полосатому котенку пузо, когда она пришла с работы, нагруженная пакетами.

– Ой, здрасте! Устала – прям сил нет, – плюхнулась она на стул и засюсюкала: – Симочка, Симочка, Симуля!

Серафима почувствовала себя неловко. Ей, несомненно, нравилась Татьяна, однако ж для такой фамильярности они еще были недостаточно знакомы.

– Зовите меня просто Серафима, – крякнула она и поправила платье.

Татьяна туманным взором уставилась на гостью, потом что-то поняла, фыркнула и смущенно прикрыла рот рукой:

– Простите, это я котенка. Папа их назвал Симой и Фимой. Он сказал, что это самые кошачьи имена. А и правда красиво – Сима и Фима. Песня просто!

– Красиво, я эту песню всю жизнь слушаю, – перекривилась Серафима и сухо доложила: – Я к вам по делу. Понимаете…

Дальше следовало поменять тон на просительный. Однако так просто не получалось, поэтому Сима бесцеремонно попросила:

– А пойдемте пить чай!

Татьяна кивнула и направилась в кухню. На кухне батюшка уже торопливо засовывал в себя бутерброд с кабачковой икрой и, давясь вкуснятиной, шепотом пожаловался:

– Вот, Танька, влюбилась в меня баба, прям проходу… А, Симочка! Проходи!

Серафима уселась за стол под удивленным взглядом старшей дочери.

– Семен, не смог бы ты нас оставить? – спросила она, жеманно почесывая у себя за ухом. – У меня тут несколько вопросов…

Шишов обреченно опустил руки по швам:

– А я тебе, Танька, чего говорил? Эх… – горько махнул он рукой и пошагал в комнату.

С уходом Шишова Серафима резко переменилась. Она бросила кривляться, а доверчиво попросила:

– Таня, как бы мне с вашей Алисой поговорить. Ну, с хозяйкой аптеки, у которой муж умер. Понимаете… понимаешь… у меня у соседки сын юридический университет заканчивает. И им домашнее задание дали – каждому поймать хотя бы одного настоящего преступника. А дело в том… – увлеченно врала она, сама себе начиная понемногу верить. – Понимаешь, а на всех студентов у нас преступлений не хватает.

– Да и слава богу! – проникновенно высказалась Татьяна.

– Ну, это конечно, только как парню-то быть? Вот как двойку ему поставят, и куда он потом, двоечник, устроится? Переживает. А тут я возьми да и проболтайся ему, что у знакомой мужа поленом убили… Вот он теперь с меня, можно сказать, с живой не слазит – сходите да сходите, узнайте все поподробнее…

Татьяна нахмурилась и покачала головой:

– Ой, нехорошо это, у человека еще вся душа разворочена, а вы…

– И я вот так же ему сразу и сказала! Вот прям слово в слово! – яростно продолжала Серафима. – А он мне – а как же, говорит, преступника искать? И что же, простить этому изуверу такое дикое злодейство?