– Доброе утро!

Я выступила навстречу деду, целеустремленно хромающему ко мне с протянутой рукой, и энергично пожала мясистую ладонь:

– Я Мария Владимировна Сарахова, ваш, так сказать, рекламный ревизор.

– Том Шваркенштафф, – дедусь потыкал пальцем в пуговку зеленой рубашки.

Он здорово сократил свое непроизносимое имя – я оценила этот благородный жест и тоже решила быть проще:

– Маруся.

– Мхахрхусь! – прохрипел дедусь.

– Тогда Маша.

– Мхашш!

– Отлично, пусть будет Маш.

«Уралмаш», – съехидничал мой внутренний голос.

Но я не обиделась – мне-то что? Пусть на это Сарахова обижается. Я вообще-то Индия.

Могучий старец улыбнулся, крепко взял меня за руку и удивительно быстро – так, что на крутых поворотах в коридорах офисной избы я чуть не стукалась о бревенчатые стены, – переместил из приемной с безголовым медведем в укромную келью с огромной кипой бумаг на столе.

– Это все мне?! – Я мысленно послала проклятье Сараховой.

Увы, отступать было поздно. Я поблагодарила деда Тома печальной улыбкой и засучила рукава.

Мы, Кузнецовы, не привыкли пасовать перед трудностями! Груда бумаг на столе напоминала баррикаду, но это только укрепило мой боевой дух.

Тэк-с. С чего начнем?

«Тут слишком много всего, – решил мой внутренний голос. – Надо разделить большую кучу на несколько маленьких, тогда сразу будет видно, что ты хорошо поработала».

Я кивнула: прекрасная мысль! А по какому принципу сортировать бумаги? Я внимательно осмотрела макулатурные завалы и решила для начала сформировать из них три кучи: одну – из пухлых папок, вторую – из переплетенных и посаженных на пружинки распечаток, а третью – из растрепанных бумаг на скрепочках.

На сортировку ушло почти два часа. Я вспотела, запылилась, расчихалась, зато какой эффектный вид приобрел мой стол!

Образовавшиеся стопки бумаг я выстроила по ранжиру, как солдат на плацу: от большей к меньшей. Идеально выровняла шеренгу и, уже откровенно эстетствуя, снесла и снова возвела небоскреб из папок, сложив их радужной башней с плавным переходом из одного цвета в другой.

Я, правда, ни одну из этих папок не открыла, но этим вполне можно было заняться в следующий раз. На мой взгляд, я уже неплохо поработала для первого дня.

Промокнув лоб рукавом, я отошла к двери, прищурилась и с порога любовалась идеальным радужным градиентом башни номер три, когда в моем кармане ожил мобильник.

– Привет, Кузнецова, быстро дай мне рифму к слову «фазан»! – потребовала Алка.

– Розан, – предложила я.

– Ха! Много вас тут таких с розаном! – пренебрежительно фыркнула подружка. – Дай что-то пооригинальнее!

– Рамзан.

– Э? Нет, давай без политики.

– Тогда пейзан.

– Чего?

– Вот именно что «кого, чего?». Слово «пейзане», они же французские крестьяне, в родительном падеже – пейзан!

– А фазан при чем?

– Трошкина, ты нахалка! – возмутилась я. – Тебе и рифму дай, и логику? Ладно, вот тебе от щедрот моих целый стишок:

– Фазаны вроде не бегают, а летают?

– Но не в пургу же! В пургу для них погода не летная!

– Ну, предположим. А зачем он заметал следы пейзан? По идее, они на фазанов охотятся, значит, пейзане и фазане, тьфу, фазаны и пейзаны, тьфу, в общем, первые и вторые друг другу враждебны. А он заметал их следы, помогая им затеряться в пурге. Зачем?

– Трошкина!

Алка была нервически многословна, и я заподозрила неладное:

– Трошкина, тебя правда интересуют подробности интимной жизни фазанов?! Или ты мне голову морочишь? Говори честно, зачем звонишь? У меня своих забот полон рот, а ты тут – фазан, нарзан!