Наконец, важна и вечная беда интеллигенции не очень развитой страны: она, как более развитая часть общества, воспринимает высокие стандарты любого потребления – от еды до демократии – и недовольна ситуацией, которую наблюдает вокруг себя. Однако мысли о том, что в их стране может быть просто недостаточно ресурсов для высокого уровня потребления, в голову ее интеллигенции обычно не приходят.

И, поскольку правила игры одни для всех, а интеллигенция, знакомая с высшими мировыми образцами потребления и в силу высокой самооценки ориентированная на них, по своим потребностям сильно опережает средний уровень, она чувствует себя обиженной, оскорбленной и глубоко неудовлетворенной. Это проблема всех не очень развитых стран, хотя нигде ненависть к своей стране не достигала такого накала, как в Советском Союзе и России, являвшихся и являющихся, в силу своего значения, объектом беспрецедентно интенсивной и долгой пропагандистской клеветнической войны.

Обусловленные изложенным безграмотность, энтузиазм и слепая вера в свою звезду позволили Гайдару уверенно обещать чудо Бурбулису, который убедил Ельцина поручить разработку программы реформ именно ему. Уже в сентябре 1991 года группа Гайдара (формально созданная Бурбулисом и Головковым при Госсовете России) засела на правительственной даче в Архангельском, а в начале октября Ельцин встретился с ним и пообещал формировать правительство реформаторов на основе его команды.

Поверив Гайдару, в конце 1991 года Ельцин поклялся перед телекамерами: «Если цены станут неуправляемы, превысят более чем в три-четыре раза, я сам лягу на рельсы».

О состоянии государственности и о видении победившими демократами своих перспектив свидетельствует, например, то, что в сентябре 1991 года на заседании правительства РСФСР действительно всерьез рассматривался вопрос о заготовке на зиму хвои (точнее, хвойной муки) для борьбы с цингой.

Тем не менее, либеральные реформаторы, с гайдаровских времен любящие поговорить о тех опасностях, от которых они якобы спасли страну, как правило, сильно преувеличивают эти опасности, – и преуменьшают разрушительные последствия собственных действий. Помнится, где-то за год до своего убийства Немцов, войдя в раж, публично договорился на записи одного из телевизионных ток-шоу до рассказа о том, как он «с товарищами спасал Россию от последствий дефолта 1998 года». (Вынужден уточнить для жертв ЕГЭ, что на самом деле они ее до этого дефолта весьма последовательно и целенаправленно довели, а спасать страну пришлось уже свершено другим людям, на дух ими не переносимым).

Любимой песней реформаторов является рассказ о том, как «либерализация цен спасла Россию от пустых прилавков». При этом принципиально игнорируется цена этого спасения: ведь прилавки наполнились прежде всего потому, что в результате шока безо всякой терапии покупать стало некому и не на что: одномоментный рост цен в январе 1992 года в 3,45 раза (за год в целом – более чем в 26 раз, а за 1993 – еще в 9,3 раза) просто аннулировал деньги населения.

Когда нам показывают сейчас в качестве хроники «безумного коммунистического режима» потрясенные молчаливые толпы потерянных людей перед абсолютно пустыми прилавками, надо помнить: как правило, эта хроника снималась во второй половине октября, ноябре и декабре 1991-го года и отражает первые результаты практической деятельности Гайдара и его компании.

Потому что 18 октября 1991 года они Шохин провели пресс-конференцию, на которой было впервые официально объявлено, что 2-го января 1992 года будет проведена либерализация цен, и все начнут продавать товары по тем ценам, по которым захотят. Естественно, что к концу этой пресс-конференции никакой регулярной торговли в Российской Федерации уже не существовало: любой директор магазина, любой торговец делал все, чтобы не продавать товары, чтобы продержать их 2,5 месяца и потом продать их по произвольно повышенным им самим ценам.