– Он? Разволновался? – не поверила Лайона. – У меня такое впечатление, что ему некогда волноваться: он слишком спешит поделиться с окружающими всем, что приходит ему на ум!

– Далеко не всем, Лайона. И не со всеми. Гэбриэл довольно закрытый человек. Мало кого пускает в свое сердце. Погоди, привыкнешь к нему – возможно, сумеешь понять его лучше.

– Надеюсь, это не обязательно? – устало вздохнула девушка. – Не представляю, как человеку удается быть настолько утомительным.

– Пошли отдыхать, жена. Возможно, утром, когда ты будешь свежее и бодрее, твое впечатление о Светоче Эль-Кардо хоть немного улучшится.

– А мы надолго тут, в резиденции? Когда планируется начало моего обучения в Школе Экзорцистов?

– Тебе так не терпится сбежать от меня? – притворно огорчился супруг.

– Не от тебя. От Светоча Эль-Кардо, – поправила Лайона.

– Что ж, думаю, мы отправимся в Школу уже завтра: познакомимся с твоими будущими наставниками, обсудим учебный план. А теперь – спать! Спать, спать, спать...

Они улеглись на свежие простыни, прижались друг к другу и уплыли в царство Морфея.

***

В эту ночь Лайоне приснился кошмар. Такое случалось с ней редко. Сны, в которых Лайона была на работе – в отделении реанимации родного военного госпиталя – кошмарами не воспринимались, даже если после них девушка просыпалась с ощущением, что не отдохнула, а наоборот – трудилась в поте лица. Но этот сон был настоящим кошмаром. И при этом ей снился отец.

Он явился к ней, находившейся в каком-то слабо освещенном помещении без окон, с голыми стенами из буро-коричневого кирпича и каменным полом. Во сне она была маленькой девочкой лет одиннадцати, а отец – подавляюще-высокий, темноволосый, темноглазый, с красивым, но порочным лицом падшего ангела – смотрел на нее тяжелым взглядом.

– Ты зря пытаешься скрыться от меня, Лайона, – говорил он ей. – Когда ты мне понадобишься, я все равно найду и верну тебя, где бы ты ни пряталась.

– Уйди, – пыталась сказать ему маленькая девочка, чувствуя, как ужас сковывает все ее тело, сжимает горло.

Нижняя челюсть онемела, и девочка, как ни пыталась, не могла открыть рта. Голос тоже пропал.

– Уйди! – мысленно кричала отцу маленькая Лайона, но не могла произнести ни звука, не могла пошевелиться.

Отец по-прежнему смотрел на нее: пристально, властно и чуть насмешливо, прекрасно понимая, что дочь боится его, и наслаждаясь своей властью над малышкой. Девочка вновь предприняла попытку закричать. Ей удалось невероятным усилием заставить зубы разжаться, а губы – слабо шевельнуться.

– Уйди! – пропищала она едва слышным тонким голоском.

– Ты сама придешь ко мне, Лайона! – спокойно, уверенно и непреклонно заявил ей отец. – Придешь сама, как только я тебя позову.

Отступил в тень и слился с ней, исчез…

…Валлиан проснулся от тревожного ощущения, что где-то рядом происходит что-то нехорошее. Несколько мгновений лежал, не шевелясь, в темноте и тишине, пытаясь понять, связано ли ощущение беды с его собственным сном, или его вызвало что-то вовне. Сигнал бедствия явно шел откуда-то извне.

Мужчина продолжал лежать тихо, неподвижно, не открывая глаз: прислушивался. Почувствовал рядом неестественно прямое, напряженное тело жены. Услышал ее дрожащее, учащенное дыхание. Понял: жене снится кошмар. Не раздумывая, потянулся, поймал ниточку сновидения, скользнул вдоль этой ниточки по запутанным лабиринтам бессознательного.

Понимая, что уже близок к цели, к тому месту, где находится сейчас сознание Лайоны, на ходу накинул на себя четвертую степень защиты – прозрачность. Превратился в бестелесного незаинтересованного свидетеля и одновременно оказался в мрачном темном помещении с кирпичными стенами, в котором маленькая девочка смотрела с немым ужасом на властного высокого незнакомца – угрожающе-красивого, темного не только глазами и волосами, но и самой своей сутью.