— Авангардненько, — прокомментировала я. — Эй, оба Элая, заходите!

В студию просунулись любопытные лица парней.

— Привет, — сказали они синхронно.

Девушка кивнула. Ярко-рыжая коса, обмотанная вокруг ее головы, развязалась и скользнула на спину. Девушка всхлипнула и разревелась, размазывая слезы по пухлым щекам.

— Ничего не помню-ю-ю, — выводила она.

— Да ладно тебе. — Я подошла и обняла ее за плечи. — Ну-ну, успокойся, они вон тоже потеряли память, — я кивнула на парней, с любопытством рассматривающих студию. — Это вот Элай номер один, а вот этот, с каштановыми волосами…

— Виктор! — победно выпалил Элай номер два, указывая на что-то позади меня.

Я недоуменно обернулась и увидела на стене законченную и чудом уцелевшую картину. Меня словно магнитом потянуло к ней. То, что на картине изображен именно Элай номер два, не вызывало никаких сомнений. Юноша сидел на подоконнике огромного окна маминой студии. Закатный свет, льющийся сверху, рисовал мягкие тени на его лице.

Недоумение вызывали белоснежные крылья, раскинувшиеся за спиной юноши. Почему он с крыльями? Насколько я знала, мама никогда не увлекалась фантастическими сюжетами. В левом нижнем углу маминым почерком было подписано «Виктор».

— Ух ты, вот это зрение! — восхитилась я.

— Смотрите! — раздался радостный вопль девушки.

Я обернулась как раз в тот момент, когда она выуживала из-под обломков разорванный холст, с которого задорно улыбалась рыжеволосая толстушка. Тоже с крыльями.

— Я София! Меня зовут София! — радостно вопила она, указывая коротким пухлым пальцем на подпись в углу.

— Вот и славно. А я Амалия.

После знакомства мы принялись дружно разгребать завалы, надеясь отыскать подсказки внезапной амнезии натурщиков. В том, что это были именно натурщики, я не сомневалась. Ну пририсовала мама им крылья, подумаешь… Фантазия у нее всегда была буйной. А вот почему они внезапно потеряли память, в этом еще предстоит разобраться.

Видимо, мама готовила новую выставку, что-то на ангельско-демоническую тему, потому что вскоре мы обнаружили еще несколько довольно жутких портретов, на которых значилось «Хабарил», «Уфир», «Наама», «Астарта».

— Ну и страшилище, — пробормотала София, рассматривая «Хабарила». Тип с тремя головами, лишь одна из которых была человеческой, и правда не выглядел писаным красавцем.

— Зато вот эта очень даже ничего. Почему у нее крыльев нет? Она же очень красива, — задумчиво проговорила я, рассматривая «Астарту». Огненноволосая красавица с точеной фигурой и идеальным лицом парила в клубах фиолетового дыма.

— Она слишком порочна. Это же сразу видно, — авторитетно заявил Элай.

— А тебе-то откуда знать? — фыркнула я.

— И наверняка любит мертвое мясо, — согласился Виктор.

— Да ну вас, — буркнула я, отбрасывая рваный холст на пол.

— Какой симпатяга! — восхищенный вопль Софии заставил нас перевести на нее заинтересованные взгляды.

Девушка держала в руках холст, с которого на нас взирал соблазнительный органист и по совместительству любитель старых женских сумочек. За его спиной раскинулись чернильные крылья. Казалось, что даже на холсте они не пропускают свет, а поглощают его.

— Всегда завидовала людям, которые везде успевают, — только и смогла я сказать, потому что на этой картине Бастиан был не один. Прильнув к нему в отнюдь недвусмысленном объятии, красовалась… я собственной персоной. За моей спиной были пририсованы довольно странные крылья: одно — белое, другое — черное.

— Ты его знаешь? — спросил Элай.

— Встречались, — обтекаемо ответила я, жадно рассматривая картину.