С этой мыслью я и сломал указательный палец на руке пленного. Тот держался достойно – несмотря на мучительную боль сдержал крик, выражение глаз говорило лишь о глубоком презрении ко мне, а так же о бесстрашности и готовности умереть.

Да. Это достойный муж. Из тех про кого говорят «служит не за страх, а за совесть». У него четкие убеждения, он предпочтет отправиться в ад, но не стать предателем.

– Это так раздражает – признался я Рикару, сидевшему рядом и флегматично пережевывающего кусок вареного мяса.

– У него своя правда, господин, а у нас своя – пожал плечами здоровяк.

– Истина лишь одна! – прохрипел пленный – И она со мной!

– И что за истина? – осведомился я, отпуская чужую руку и вытирая пальцы тряпкой.

– Ваша Церковь и ваша вера – ложны!

– Запросто – спокойно кивнул я, усаживаясь рядом с Рикаром. Пленные не убегут – они надежно связаны. А мне что-то не хотелось выворачивать им руки из плеч, дробить колени и отрезать уши. Во всяком случае, пока.

Однако одного моего слова хватило для того, что вражеский воин изумленно на меня вытаращился.

– Ты не отрицаешь? Не защищаешь Церковь и веру свою?!

– А что ты знаешь о моей вере, чужак? – хмыкнул я – Ничего. Что ты знаешь обо мне? Тоже ничего.

– Но если не ради веры, не ради Церкви, не ради Создателя вашего – то тогда ради чего ты пришел сюда?

– О, поверь, если вот прямо сейчас мы оба попадем в руки священников, то именно я первым взойду на очищающий костер – фыркнул я, покосившись на второго пленника, пребывающего без сознания, лежащего шагах в тридцати поодаль, чтобы ничего не услышал, если он притворяется. – Еще недавно я был самым настоящим промороженным мертвяком с полыхающими глазами и неистребимой жаждой…. А отголосок молитвы Создателю вызывал у меня корчи и судороги агонии.

Мне не поверили. Снова. Тот же недоверчивый взгляд и презрительная усмешка. А затем усмешка пропала, равно как и недоверие в глазах – он наконец-то вспомнил. Оглушение прошло, и плененный враг вспомнил, как на его глазах я одним прикосновением «выпил» жизнь его друга, его соратника. Того, кто получил слишком глубокую скверную рану плеча. Впрочем, так могли не только некроманты, но и священники. Тут все решает сила нажатия….

– Ты….

– Ты расскажешь мне все – пообещал я – Не потому что ты не боишься смерти и боли. Нет. Не поэтому. А потому что я не отступлюсь, потому что я не знаю чем мне заняться в следующие дни. Думаю заняться размышлениями. Часть времени я буду размышлять о том, как мне добраться до шеи Тариса Некроманта осадившего вашу гору. Часть времени стану посвящать беседе с вами. С тобой и твоим другом.

– Да кто ты такой? Кто? Если не преклоняешься пред Создателем….

– Преклоняюсь – перебил я его.

– Так ты веруешь в Церковь?

– Ну ты и тупой – устало покачал я головой – Или глухой. Я преклоняюсь перед Создателем, а не перед Церковью. Почему? Не из-за сладких речей промывших мне голову. А из-за той СИЛЫ которой обладает Создатель, одно обращение к которому заставляет нежить корчиться и бежать прочь. Всю свою жизнь я уважал, и буду уважать только силу. Не слова о силе, а именно силу – страшную и неодолимую силу, против коей я бессилен как букашка.

На меня уставились блестящие глаза изнемогающего от боли пленника – я успел сломать ему несколько пальцев, сломать жестоко, при этом, не вправив их обратно. Но пленник боролся. Держался. Старался отогнать туман боли прочь. Пытался сохранить голову трезвой. Это не рядовой воин, хотя его одеяния просты и практичны.

– Темный…. О самом Темном….