В монастырском жизнеописании игумена Дамаскина сказано, что «в этом новом послушании ревностный Дамиан много раз подвергался опасностям от чухон, приезжавших тайно стрелять дичь или рубить лес на Валааме, которые нередко в него стреляли, но Господь хранил раба Своего и Дамиан оставался невредим».

О браконьерах-чухонцах сам Дамаскин не вспоминал, зато любил рассказывать, что настоятель, игумен Иннокентий, вполне на него полагался. Для объезда островов в распоряжении Дамиана находилась лодка, верховая лошадь и работник, которого звали «француз».

Не однажды доводилось Дамиану пресекать ввоз на острова табака и вина, и поэтому его очень не любили «самочинники, в особенности иеромонах Иларий и подобныя ему…»

Надобно напомнить тут, что Валаамские острова, расположенные в северной части Ладожского озера, в самом прямом значении этого слова, удалены от мира. Ближайшие населенные мирянами берега отстоят от монастыря на 25 верст. До ближайшего крупного поселения – 40 верст.

Ни солдат, ни полиции на острове не было. И солдат, и полицию заменял на Валааме Дамиан. Оружия у него не водилось. Впрочем, оружие и не требовалось. Доставало молитвы да крепких рук.

Хотя, конечно, «подначальные» и «самочинники» доставляли охранителю острова немало хлопот. Вспоминая все того же иеромонаха Илария, Дамаскин скажет:

«Замечательно, что этот иеромонах никогда не читал по покойникам. И что же? По нем не читали и не поминали до шести недель, ибо не знали, как его поминать – он утонул в монастырских заливах и не могли его отыскать. Уже спустя шесть недель, как всплыл, его не вносили в монастырь, а отпевали у часовни Благовещения, так он был разложен. Верно слово Божие, внюже меру мерите, возмерится и вам».

Трудно удержаться тут от замечания, так сказать, филологического порядка. Совершенно очевидна перекличка текста, принадлежащего святителю Игнатию (Брянчанинову), и текста игумена Дамаскина.

Секрет в том, что и святитель Игнатий, и игумен Дамаскин говорят о реальных проблемах духовного созидания, где горние вершины близко и опасно соседствуют с бездонными пропастями; где путь духовного восхождения, хотя и чрезвычайно труден, а порою и опасен, но реален для каждого, кто не пожалеет во славу Божию сил и терпения…

Зато авторы текста монастырского, изданного в типографии, жизнеописания чаще озабочены наведением православной приятственности, нежели правдивым рассказом о трудах и подвигах Дамаскина. Мысль, что, наводя благообразие, они обкрадывают великого подвижника, видимо, не приходила в голову.

И, конечно же, это вопрос не филологии, а самой Веры в Бога.

Если Господь попускает нестроения, то, очевидно, есть в этом смысл и поучительное значение. И стыдливо не замечать нестроений, не задумываться над тем, как были устранены они – это уже неверие в Премудрость Божию.

Между тем поучительность пути послушника Дамиана в том и заключалась, что он все время – ступенька за ступенькой – поднимался вверх по лестнице духовного восхождения.

«По ночам в двенадцать часов приходил старец о. Евфимий под окошко (келья Дамиана находилась на втором этаже. – Н.К.) и стучал выдвижною палкою, которую для сего носил с собою, и до тех пор не отходил от окна, пока не дашь ему ответ стуком в раму. Каждую ночь до будильщика, всегда правили правило, не зажигая огня».

Ну а с первым ударом колокола спешили в церковь к ранней утрене или полунощнице… Труд и молитва, за исключением нескольких часов сна, составляли теперь всю жизнь Дамиана…

Жили послушники чрезвычайно строго.