По воспоминаниям самого И. Пырьева: «Мы, студийцы пролеткульта, в то время жили очень плохо. Доходило до того, что некоторые ели кору липы (обдирали деревья в саду „Эрмитажа“). Во время спектаклей часто бывали обмороки от голода. А рядом в „Эрмитаже“ на полный ход работал ресторан. Недалеко на углу возник знаменитый „Не рыдай“. В саду играла Московская оперетта…

Жили мы в общежитии театра, во дворе «Эрмитажа», на втором и третьем этажах, а в первом, под нами, была кухня ресторана. Дурманящие запахи разнообразных блюд «душили» нас…»

Отыграв в Центральной арене какое-то время, Пырьев затем ушел в оппозицию, обвинив Эйзенштейна в формализме. По его же словам: «Нам надоело бесцельное акробатическое кувыркание. Вместо эксцентрики и формальных выкрутасов мы стали требовать, чтобы на сцене нашего театра была героика, романтика, реализм…»

В итоге Эйзенштейн, узнав о бунте, наказал его зачинщика – Пырьева, уволив его из театра. Этого поступка будущему классику Пырьев никогда не простит.

Спустя какое-то время Пырьев оказался в театре Мейерхольда ГОСТИМ, одновременно поступив и к нему на учебу в ГЭКТЕМАС (Государственные экспериментальные театральные мастерские, предтечи ГИТИСа). Однако с Мейерхольдом Пырьев тоже не сработался, хотя относился к нему с большим уважением, называя великим Мастером. Какое-то время после этого Пырьев мыкался без работы, хлебнув лиха по полной. Его тогда даже исключили из партии как «балласт», узнав о его анархистском прошлом. И совсем уже отчаялся Пырьев, думая, что удача навсегда отвернулась от него, как вдруг на помощь ему пришло кино.

Узнав из газет, что бывший артист Юрий Тарич приступает к съемкам фильма «Морока», Пырьев пришел к нему на квартиру и предложил свои услуги бесплатного помощника. Тарич согласился, хотя сомневался в способностях нового помощника – ведь тот никогда не работал в кинематографе. Но Пырьев с первых же дней зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, взвалив на свои плечи чуть ли не все проблемы. Он отыскивал типажи для массовок, подправлял декорации, носил штатив киноаппарата, нанимал рабочих, подклеивал бороды актерам и даже бегал за хлебом в булочную во время обеденных перерывов. Короче, очень скоро группа уже не мыслила своего существования без Пырьева. А поскольку Тарич везде и всюду рассказывал, какой у него замечательный помощник, другие режиссеры тоже стали охотиться за ним. Так Пырьев впервые заявил о себе в киношном мире.

Между тем чуть позже из помощников Пырьев переквалифицировался в сценариста. И опять ему сопутствовала удача – почти все его сценарии брались в производство. Правда, он хотел снимать их сам, но его до режиссуры пока не допускали.

Тогда же Пырьев влюбился. Его пассией стала популярная киноактриса Ада Войцик, которая прославилась ролью Марютки в фильме Я. Протазанова «Сорок первый». Однако, когда Пырьев стал настойчиво звать актрису замуж за себя, та отказалась, поскольку идти за ассистента ей не хотелось. Но уже скоро Пырьев стал режиссером.

Случилось это на исходе 1927 года, когда руководство московской фабрики «Совкино» назначило Пырьева режиссером на картину «Сплетня». Вскоре после этого Пырьев и Войцик поженились. В этом браке у них родился сын Эрик.

В течение нескольких лет Пырьев снимал фильмы, набивая руку как режиссер. Снимал он разные фильмы: сатирические комедии («Посторонняя женщина», «Государственный чиновник»), политические драмы («Конвейер смерти», «Партийный билет»). Во время съемок последней в жизнь Пырьева вошла другая женщина – 27-летняя актриса МХАТа Марина Ладынина. Стоит отметить, что на тот момент Ладынина тоже была замужем, но чувство к Пырьеву оказалось настолько сильным, что она бросилась в этот роман как в омут. В 1936 году, когда Пырьев предложил Ладыниной главную роль в комедии «Богатая невеста», актриса усиленно готовилась к роли в «Трех сестрах» во МХАТе. Но желание находиться рядом с этим человеком было столь велико, что она согласилась бросить театр и связать свою жизнь с кино. Вскоре режиссер и актриса поженились.