В начале 90-х, с развалом Советского Союза, работы у Перфилова практически не стало. Студия Довженко закрылась, а другие киностудии, став мгновенно чужими, перестали приглашать в свои проекты актеров из бывших союзных республик. Какое-то время Перфилова выручало Киевское телевидение, где он вел авторскую программу о кино «Семь футов под килем». Но ее быстро закрыли, поскольку в ней Перфилов много места уделял неблагополучной ситуации с бывшими звездами: показывал, в каких трудных условиях им приходится теперь жить. Однако сам ведущий программы жил не лучше: денег едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами. И хотя Перфилов и тогда продолжал периодически сниматься, но это было крайне редко: в период с 1993 по 1997 год актер снялся в крохотных ролях в семи картинах. Последний фильм с участием Перфилова увидел свет в 1997 году и носил красивое название «Вино из одуванчиков». Однако в жизни самого Перфилова события развивались совсем не так красиво. И в том же 97-м с актером случилась весьма грустная история. Перфилов собрал документы для получения звания народного артиста Украины, но Министерство культуры ему в этом отказало. После этого актер решил переехать в Москву, но родной брат Юрий его отговорил: мол, возраст уже не тот. К тому же в конце 1999 года Перфилову наконец дали новую квартиру. Увы, но дожить до новоселья актеру было не суждено.

Свое здоровье Перфилов подорвал на работе. Он снимался в очередном фильме, заболел гриппом, но к врачам не пошел – лечился своими силами. Болезнь дала осложнение на легкие. Но актер и тогда не придал этому значения, хотя с тех пор его стал мучить сильный кашель. Перфилов считал, что это обыкновенная простуда. И только когда у него горлом пошла кровь, он обратился к врачам. Те предложили сделать операцию. Но Перфилов испугался. Тогда ему сделали пенициллиновую блокаду, которая приглушила болезнь, но не вылечила ее.

Спустя какое-то время Перфилов снова лег в больницу. Врачи обнаружили у него рак желудка, но диагноз оказался неправильный – у актера была всего лишь язва, опять же вызванная его работой (в экспедициях он часто питался всухомятку). Здесь от операции актеру отвертеться не удалось, хотя лучше бы он настоял на своем. В результате врачи занесли ему инфекцию. Спустя месяц после операции Перфилов снова обратился к врачам, и те опять стали глушить болезнь антибиотиками. Врачи откровенно говорили жене Перфилова: «Вашему мужу остался год. Эта палочка – как внутренняя гангрена, пока все не съест, не успокоится».

Вспоминает В. Перфилова: «Легкие постепенно отказывали, боли были ужасные, спать он не мог, и мы, обнявшись, часами сидели на кровати и качались из стороны в сторону, чтобы хоть как-то успокоить эту боль. Однажды Лева говорит: „Верунь, когда меня не станет, ты не оставайся одна. У тебя такой дар любить, его же надо кому-то отдать“. Я тогда ужасно рассердилась: „Ты понимаешь, что ты говоришь?“ А он так спокойно: „Я понимаю, я уже все понимаю“.

Поскольку ложиться в больницу Перфилов категорически отказывался (после случая с инфекцией он окончательно перестал верить врачам), жене приходилось выхаживать его дома. Уколы он разрешал делать только ей, а если ее рядом не было, никого к себе не подпускал. Однако болезнь уже была запущена настолько, что вылечить ее в домашних условиях не было никакой возможности. Вскоре Перфилову стало совсем плохо. Его надо было класть в единственный центр пульмонологии в Киеве, который мог если не спасти его, то хотя бы продлить жизнь, но его закрыли за неуплату электроэнергии. Пришлось ложиться в обычную больницу. Но и там цены были заоблачные. В день Перфилову надо было делать пять уколов, а каждый из них стоил 100 гривен при зарплате актера в 17 гривен. Да и те выдавали с опозданием. Жене приходилось занимать деньги где только возможно. А однажды ей пришлось в лютый мороз ехать на другой конец города за лекарством. Раздобыв лекарство, она почти полчаса стояла на автобусной остановке, рискуя не довезти драгоценный груз (лекарство нельзя было охлаждать ниже ноля градусов, поэтому его приходилось греть на груди).