В конце концов премьера Тринадцатой симфонии состоялась. А вот повторное исполнение в январе 1963 года уже вышло к слушателям с купюрами. Их внес сам автор текста Е. Евтушенко, который накануне концерта опубликовал в «Литературной газете» новый вариант «Бабьего Яра», в который были внесены правки. Например, была выброшена строка: «Каждый здесь расстрелянный – еврей, каждый здесь расстрелянный – ребенок». Шостакович оказался в сложном положении, поскольку переделывать музыку под новые стихи уже не было ни времени, ни желания. Но сделать это было необходимо, так как в противном случае концерт просто бы запретили.

Именно во время второго исполнения Тринадцатой симфонии кем-то в зале была сделана пиратская запись, которая затем попала на Запад. Так ее услышал мир.

29 мая 1966 года у Шостаковича случился первый в его жизни инфаркт, во время которого он едва не скончался. Врачи приложили максимум усилий, чтобы спасти его от смерти, и им это удалось. Вплоть до середины августа композитор находился под присмотром врачей: сначала в больнице, затем – в санатории Мельничный Ручей под Ленинградом.

Между тем в сентябре того же года власти торжественно отметили 60-летие выдающегося композитора и присвоили ему звание Героя Социалистического Труда. Многие представители творческой интеллигенции встретили это событие негативно. Например, кинорежиссер Григорий Козинцев в своих дневниках записал следующие строки:

«Юбилей Шостаковича. Нечто вроде „Сумбура вместо музыки“, но превращенного в позитив, т. е. позитивное аккуратно, как было негативное.

Порядочек полного единообразия. Раньше все, как один, не понимали и возмущались. Теперь все, как один, понимают и восторгаются. Было некритическое подражание западному декадентству, стало сознательное следование русскому реализму. Раньше – неврастения, теперь – здоровье. Прежде – антинародное, нынче – народное…

Потешно, что всенародное чествование Шостаковича проходит под названием – фестиваль «Белые ночи». Добролюбов выразился куда точнее – «Луч света в темном царстве».

В чем можно не согласиться с режиссером, так это в том, что «раньше все, как один, не понимали и возмущались». Да, не понимали и даже критиковали Шостаковича власти неоднократно (кто сказал, что гении должны быть вне критики?), однако и хвалили его достаточно и даже высшие награды родины присуждали, причем у Шостаковича их было больше, чем у других: пять (!) Сталинских премий, одна Ленинская, одна Госпремия и одна Международная премия Мира. Плюс нынешняя Звезда Героя Социалистического Труда.

Но что творилось в те годы внутри самого Шостаковича? Некоторую завесу тайны приоткрывают его письма близкому другу – Исааку Гликману. Например, 3 ноября 1967 года Шостакович писал: «Много думаю о жизни, смерти и карьере… я, несомненно, зажился. Я очень во многом разочаровался. Разочаровался я в самом себе. Вернее, убедился в том, что я являюсь очень серым и посредственным композитором…»

А вот что он написал И. Гликману в другом письме – от 24 сентября 1968 года: «Завтра мне исполнится 62 года. Люди такого возраста любят пококетничать, отвечая на вопрос: „Если бы вы вновь родились, то как бы провели ваши 62 года? Как и эти?“

Я же на этот вопрос ответил бы: «Нет! Тысячу раз нет!»

Между тем здоровье великого композитора с каждым месяцем катастрофически ухудшается. 16 сентября 1971 года его настигает второй инфаркт. Ровно месяц Шостакович лежит пластом на больничной койке, и только 15 октября врачи разрешают ему сесть, но ненадолго.