Если бы не сегодняшнее падение на обледеневших ступенях…

Если бы он не вдохнул аромат её тела — потерянный, забытый…

Если бы не почуял её влечение к нему — неосознанное, смутное, — пагубное для него, завладевшее его помыслами, вскрывшее давно зарубцевавшуюся рану.

Вэлэри… Он помнит их первую встречу. Помнит всё, связанное с ней.

Шамси неохотно признался себе, что хочет видеть её снова — чужую жену, недосягаемую и оттого желанную до помешательства, до режущей боли в теле. Он помнит её запах, жар тела, когда держал в руках. Помнит глаза, горящие праведным гневом, источающие отчаянное безрассудство.

Смиренно признался себе, что скучает и по ней.

Он дотянулся до бутылки с коньяком. Горькая жидкость опалила гортань. Подвинул тарелку с тонкими ломтиками сыра, вяленой колбасы, солёными оливками.

Охотно отдался на милость полусна.

Она… женщина его грёз приближается к нему — ближе, ближе… Да, так…

Её пальцы с силой сжимают его волосы на затылке, притягивают голову к своему лицу. Он видит неукротимый блеск в её глазах, слышит её прерывистое дыхание, чувствует силу её обжигающего желания.

Задыхается от охватившего его волнения.

Её лицо в его ладонях. Губы сливаются в поцелуе… сладком, порочном.

Она под ним, он в ней… до остановки дыхания, до последнего удара сердца.

Знает, что видение — обман. Он желает быть обманутым.

В огненной вспышке воспоминания воплотился другой образ — чистый, нежный, безгрешный.

Наташа…. Она не ведает, что её ждёт и кем ей предстоит стать. Она ещё не познала горечь предательства, не вывернута наизнанку иной жизнью, в которую ей предстоит нырнуть с головой.

Нырнуть в прошлое, чтобы обрести будущее, — усмехнулся Шамси нечаянной мысли.

Она другая. Не та пфальцграфиня, какой станет — ослепительной, яркой, слепой в своей безграничной любви к мужчине, который не стоит ни её доверия, ни пролитых слёз.

Перед ним милая, красивая домашняя девочка. Живёт в своём мире, пребывает на своём месте. Это время не сделает её той, другой. Пусть она в нём и останется.

——————————

Замки Нойшванштайн и Линдерхоф

5. Глава 4

В издательство она пришла, как всегда, за двадцать минут до начала рабочего дня.

— Выглядишь не очень, — с беспокойством глянула на неё подруга, ставя на стол контейнер с выпечкой. — Бабуля вчера пирог с творогом испекла. Вот, передала тебе к чаю. Сёмка простыл. Сегодня в сад его не повела, — вздохнула грустно.

Двадцатисемилетняя Татьяна, невысокая и щуплая, с короткой мальчишеской стрижкой, была похожа на нахохлившегося воробышка. Её четырёхлетний сынишка пошёл в мать: такой же худенький, угловатый и взъерошенный. Его хотелось усадить на колени, укрыть в объятиях и жалеть, жалеть... Мальчишка рос без отца. Никто в издательстве не знал, что муж Тани отбывает пятилетний срок за кражу.

Наташа открыла контейнер.

— Спасибо, — вдохнула ванильный аромат кулинарного шедевра. — Тань, вот ответь мне… ты меня хорошо знаешь?

— Думаю, что достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в тебе, — не задумываясь, ответила подруга.

— Я сегодня не кажусь тебе странной?

Татьяна присмотрелась к Наташе внимательнее:

— Уставшей кажешься, а не странной. Заболела?

— Схожу с ума.

— Влюбилась? — заулыбалась она, обнимая за плечи ссутулившуюся подругу. — Наконец-то. Не расскажешь, кто он? Я его знаю?

— Нечего рассказывать. Не влюбилась. Со мной чертовщина какая-то происходит.

— Мужчина? Да?

Наташа молчала. Зародилось сомнение, нужно ли посвящать подругу в ту самую чертовщину?

— Так начинается любовь, голубушка, — многозначительно кивнула Таня и настороженно выпрямилась. — Он же не женат?