– Чего уставился? Кого там углядел? Небось русалку? Гляди, одурманит… себя забудешь!

– Забыл уже, – пробормотал Егор, и у Алены дрогнуло сердце, когда она поняла, что парень, может статься, все-таки разглядел ее.

– Да ну, нет там никого! – схватила Анна его за руку. – Ночь одна!

– Ты же сама сказала, что там кто-то был, – мягко высвободился Егор.

– Да ну, померещилось, – сердито пробормотала Анна, перехватывая другую его руку. – Померещилось, говорю!

– Вот и мне мерещится, – высвободил и эту руку Егор. – Дай разгляжу, что.

– Ну, ведьма лесная! – недовольно фыркнула Анна. – Прикинется девкой, а схватишь ее за косу – старуха.

– А вот я попытаю! – вдруг гаркнул Егор, срываясь с места так резко, что Аннушка едва удержалась на ногах. – Поймаю и попытаю!


Зазевавшаяся Алена пришла в себя, когда Егор был уже почти рядом, и молча метнулась в сторону.

– Вижу! Вижу! Стой! – торжествующе завопил Егор, и Алена с досадой подумала, что надо было просто упасть в кусты и отлежаться, пока он не проскочит мимо, а теперь ее белая рубаха отчетливо видна в темноте, и жаркое дыхание почти на ее плечах, и ей нипочем не уйти от него, такого прыткого, быстроногого…

Только подумала – а он уже схватил ее за косу, развевающуюся за спиной, намотал на руку, притянул к себе.

Алена тихо ахнула от боли и злости, но подчинилась: как бы косу не оторвал!

– Егорушка! – жалобно закричала издали Анна. – Где ты?

Егор чуть ослабил хватку, так что Алена смогла оглянуться – и увидеть, как он помотал головой: молчи, мол!

– Нашел ведьму? – плаксиво окликнула Анна. – Нашел, Егорушка?

– Нашел, нашел, – чуть слышно прошептал тот, и Алена увидела, как блеснули его зубы: он улыбался. – Шел, нашел…

– Потерял, – докончила Алена всем известную считалку про лешего и рванулась что было сил, рискуя половину волос оставить в руке Егора. Она не ошиблась: от неожиданности его пальцы разжались – и выпустили косу. Однако он тут же спохватился – и ринулся за Аленой, бегство которой окончилось, едва начавшись: она наступила на подол – и повалилась на землю.

Егор тут же споткнулся, рухнул на нее. Алена слабо вскрикнула – и лицо Егора склонилось над ней с озабоченным и враз насмешливым выражением:

– Что? Костыньки поломал?

– Егорушка-а! – не дал ей ответить истошный вопль Анны. – Куда это ты запропал? Или тебя ведьма на Лысую гору унесла? – И она запела, словно пытаясь дрожащим голосом разогнать свои страхи:

Зарождалися три ведьмы
На Петра да на Ивана:
Первая ведьма закон разлучает,
Другая ведьма коров закликает,
Третья ведьма залом ломает!

Алене от ее голосишка стало вдруг так смешно, что не удержалась – залилась мелким хохотом. А когда почувствовала, как сотрясается от такого же хохота мужское тело, крепко придавившее ее к земле, – и вовсе зашлась. Егор уткнулся лицом в Аленино плечо, выдыхал жарко, тяжело:

– Ой, не могу! Чего ж ты хохочешь-то?

– А ты? – задыхаясь, чуть не плача, спрашивала шепотом Алена. – А ты чего?

– Ну и ладно! – вдруг донесся до них деловитый оклик Аннушки. – Ну и пусть… – И слышно стало, как она побежала под берег, громко распевая:

Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болоты,
За гнилые за колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют —
Вам там и место!

«Куры не поют» почему-то было уж вовсе невмоготу смешно, однако ни у Алены, ни у Егора больше не было сил хохотать, и они просто лежали, с трудом переводя дыхание.

Успокоилась над ними, в вершинах, всполошившаяся было птица, и кузнечики примолкли, но беленькая кашка, склонившаяся к лицу Алены, пахла по-прежнему сладко-сладко, и видно было, как трепещут звезды в прозрачной ночной выси.