Аня выжидательно смотрела на подругу, в глазах застыл вопрос. Наевшаяся Юлька (и откуда только аппетит взялся, хотя из-за всех этих переживаний она и пообедать-то забыла) поняла, что пора все выкладывать. Она даже не могла разобраться: хочется ей делиться с Анькой своим горем или нет. Вместе с сытостью пришла апатия. И Юлька рассказала все.

Подруга не перебивала, только изредка задавала уточняющие вопросы. Когда рассказ, перемежаемый жалобами и упреками, был закончен, она некоторое время сидела молча, а потом сразу перешла к главному:

– Ну, Костик – фиг с ним, не было мужика – и это не мужик. С ребенком что?

Что с ребенком, Юлька не знала. Она старалась об этом не думать. Словно угадав это, Аня сказала:

– Не жди, не рассосется. Давай решать, пока не поздно. Пять недель – это не смертельно, но шевелиться надо быстрее.

Анна, как всегда, настроена была решительно: сначала дело, а потом эмоции. Эмоции – это Костик и все с ним связанное, а дело – это то, что уже внутри Юли целых пять недель. То, чего она так ждала, получила, когда совсем отчаялась, и вот теперь была абсолютно не рада этому обрушившемуся на нее счастью.

Шевелиться быстрее не хотелось, шевелиться не хотелось вообще. Если бы можно было исчезнуть, раствориться и зависнуть в небытии… И ни о чем не думать. Груз ответственности, который Юлька всеми силами пыталась от себя отпихнуть, наваливался и требовал активных действий. Было два пути, абсолютно противоположных. Выбор был, но какой! Можно пойти к знакомому врачу и решить вопрос за полдня, а потом тихо страдать и забывать свою первую и последнюю любовь. Или не ходить никуда, совершить поступок, как в кино: родить, вырастить. И вот Костик, побитый временем, как старая шуба молью, подходит к ним с сыном на улице, узнает, бросается на колени, а она говорит: «Это не твой сын!» – и уходит за горизонт… 154-я серия… Продолжение следует… Москва слезам не верит. Полный бред. Но аборт… Это же убийство. Похоже, что последнюю мысль она выдала вслух, поскольку Анна, долго терпевшая фазу Юлькиной задумчивости, довольно резко сказала: «А так ты свою жизнь угробишь. Без мужа, с ребенком! Алиментов от твоего убогого не дождешься, жизнь с ребенком устроить намного сложнее. Тебе же, дуре, даже жить негде. К маме пойдешь?» Юлька вздрогнула. Про родителей она забыла. Моральные терзания напрочь выбили почву из-под ног, про материальные моменты она как-то не подумала.

– Ну и что. Комнату сниму, без памперсов обойдусь, куплю все бэушное…

– Заткнись, – перебила Анька. – Ты совсем уже ничего не соображаешь. Ты что, на какие деньги ты комнату снимешь, балда!

– Так работать пойду…

– Ага, прям из родилки и давай, – Анька нервно закурила. – Не зли меня.

– Я до последнего буду работать, потом два месяца отлежусь, ребенка – в ясли и на работу опять. Комнату сниму поближе к офису, чтобы раньше забирать…

– Видишь, кастрюля стоит? – неожиданно спросила Анька.

– Ну.

– Гну! Я тебе ее сейчас на голову надену, идиотка! Приди в себя наконец. Кто тебе сказал, что у тебя будет нормальная беременность? А если ты, как я, шесть месяцев на сохранении отлежишь, а если с ребенком не дай бог что… Да кто его у тебя в два месяца в ясли возьмет, с полутора лет только, спустись на землю!

– Няни есть, бабушка… – сказала Юлька и осеклась, представив лицо этой самой бабушки.

– Ага, – подхватила подруга, – давай бабулю порадуем, а то она еще не в курсах, какое счастье обвалилось! Ладно бы от мужика нормального, так ведь нет – от Костика! Насколько я помню – маман твоя от него не в восторге, поправь меня, если я ошиблась!