– Тогда одевайся и на пробежку…
Ближе к полудню после очередного массажа во мне что-то сломалось…
Нет, неверное определение.
Надломилось?..
Тоже не то слово.
Просто где-то внутри в голове, там, где обитает рассудок, кто-то как будто выключил свет. Окружающий мир принялся сжиматься в одну точку, одновременно погружаясь в бесцветный туман, который крадет все краски. Нет, я не потерял сознание, не сошел с ума, просто мне стало все равно.
На все…
Абсолютно…
При этом я все прекрасно понимал, сохранил способность мыслить, но мылить мне теперь казалось совершенно не нужным занятием. Зачем? Есть голос, который говорит, что делать, и это так легко… Просто подчиняться ему… Легко…
Боль в мышцах и суставах, которая преследовала меня последние дни, о нет, она никуда не ушла, но общее равнодушие коснулось и ее. И от этого стало еще легче…
Прошел день…
И еще один…
Минуты, часы, дни, были для меня не более чем цифрами на настенных часах. Я не чувствовал времени так, как привык, оно теперь было не речным потоком, а неким болотом, в котором ничего нового не происходит, а значит и следить за ним – лишняя трата сил. Даже то, что и на третий день моего существования в серости и тумане Ланс сказал, что у племянника Иллеи приехала бабушка на несколько дней и она будет с ним сидеть, а значит меня опять ждут бесконечные тренировки, ничего не всколыхнуло в душе. Надо так надо, мне было плевать…
Затем был еще один день, который сменился точно таким же. Зачем их запоминать? Они же одинаковы. Не совсем, конечно, каждый раз Ланс дает мне новые задания и новые виды тренировок, но разве это большое отличие, чтобы запомнить?..
Прошла неделя с того момента, как во мне выключили свет, когда коммандер, до этого долго наблюдавший за тем, как я стою уже полчаса на одной ноге, выгнув руки под разными углами за спиной в стойке «пьющей цапли», пробормотал:
– Это конечно хорошо, но надо признать, я перестарался, – махнув рукой, он приказал: – Иди за мной.
Идти так идти. Это легче, чем заниматься. Пройдя через всю базу, мы пешком спустились по съезду. После чего в полной темноте прошли около сорока шагов и оказались около вполне рабочего лифта.
Лифт?
Ну и что?
– Нам вниз, – произносит гунн, закрывая сетчатые двери.
Зачем он что-то поясняет? Какая разница? Я помню, что должен выдержать все, и какая разница, что это будет?
Судя по нажатой Лансом кнопке, мы погрузились на три яруса вниз, после чего лифт остановился и байкер, открыв очень массивную, зачем-то прорезиненную дверь, подтолкнул меня вперед.
– Тут по проекту должен был быть многоярусный подземный паркинг, – закрыв за нами дверь, он подошел к слабо подсвеченному светодиодом электрощиту. – Этот этаж мы конкретно так переделали.
Просто киваю, мне все равно, что он говорит, но что-то оставшееся в глубине подсказывает, что на чужие слова надо хоть как-то реагировать. Открыв щиток, Ланс щелкает несколькими тумблерами, в глаза тут же бьет яркий, особенно после недавней темноты, свет.
То, что это помещение планировалось как автостоянка, об этом здесь не говорит ничего. Очень высокие потолки, больше чем пять метров – это точно. Серые, полностью обклеенные зачем-то картонными ячеистыми клетками под куриные яйца, стены. Точнее, три стены из четырех обклеены именно так. Оставленная без подобного дизайна самая дальняя от нас стена от пола до потолка бетонная, заваленная серыми мешками до половины высоты. Также по полу вдоль нее зачем-то проложены небольшие, почти игрушечные рельсы, а под потолком натянуты множество веревок и проволок. Вдоль левой от лифта стены протянулся ряд из более чем двадцати металлических закрытых на подвесные замки шкафчиков. Правая стена занята прочными деревянными столами, каждый со множеством ящичков. Массивная, высотой мне по пояс стойка делит помещение почти ровно пополам. Множество ламп дневного света под потолком дают настолько мощное освещение, что кажется – тут можно загорать.