– Да что Лука? – вмешался Ави. – Лука вообще грек; что он знал? И писал он через семьдесят лет после событий.

– Действительно, – сказал Роланд, – что он знал? Но где было помазание – это не главное. Главное – кто помазал. Кто имел полномочия объявить неизвестного галилейского пророка Мессией? Согласитесь, – Илья не хотел соглашаться, но промолчал, – что уж в этом должна быть совершенная ясность. Важнейший вопрос. Смотрим. – Он быстро пролистнул ненужное, неважное и нашел, что искал. – Вот, Иоанн – единственный, кто называет имя женщины – Мария, сестра Лазаря. – Больше Роланд не листал Евангелие и говорил по памяти. – У Матфея и Марка она безымянна – просто женщина. А Лука, например, считает ее городской блудницей. Безымянной городской блудницей.

– Интересно, – Ави снова попытался вскочить с места, – если она была городская проститутка, то как попала в дом фарисея? Он же пишет, что помазание произошло в доме Шимона Фарисея, а фарисеи в то время были самой благочестивой частью населения. Одно слово: грек!

– Грек, – согласился Роланд. – Я, кстати, ничего обидного в этом не вижу, – добавил он примирительным тоном, – мой дядя был грек.

Выходило, что дядя был грек сам по себе, без всякой связи с остальными родными Роланда. Илья решил не спрашивать: ему было достаточно Иисуса.

– Не важно, что грек, – подтвердил Ави. – Просто что он мог знать о еврейской жизни?

– Именно. – Роланд посмотрел на Илью и снова сглотнул. – Странная история, согласитесь. Где помазан – неясно. Кем – неизвестно. Если виновен в нарушении еврейского закона и осужден евреями, то почему распят римлянами как государственный преступник?

Он замолчал и, казалось, был теперь далеко – вне беседы, вне комнаты, вне людей.

Где-то, где не было гудящих желтых такси за стеклом.

В гостиной томилось напряжение, словно пришло время открыть окна или заговорить о другом.

Но Илья не мог не спросить. Он хотел знать до конца и решил спросить. Ему это было действительно важно.

– А воскрешение? Какие там разногласия?

– Ну… – Роланд мелко засмеялся, словно рассыпали что-то дробное. – Там уже не до текстовых неточностей. Там посерьезнее. Он воскрес, но последние две тысячи лет его никто не видел. Он живет только в душах верующих. Знаете, – перестал он смеяться, – пойдите попробуйте заглянуть, что там у каждого верующего в душе.

Когда все расходились – городские фонари расплывались пятнами нечистого света, и ночной город дышал медленнее, но глубже, – Илья очутился у выхода рядом с Роландом.

Тот посмотрел на Илью и сказал без улыбки:

– Странная история, согласитесь: в начале времен боги были с нами. И вдруг пропали. Оставили после себя мифы, книги, написанные о них людьми, непонятные законы, ненужную мораль. Почему?

Илья не ответил: он не знал.

Роланд вздохнул и сказал куда-то в сторону:

– Нет, Ави прав: бог ушел. Или умер.

Негр за окном все время оглядывался: не идет ли полиция? Он дорожил этим местом на 14-й Стрит: людная торговая улица, рядом с выходом из метро, прямо перед кафе. Полицейские обычно появлялись со стороны 6-й Авеню и медленно шли в сторону 7-й, в его сторону, проверяя лицензии у стоящих вдоль тротуара уличных торговцев. Это давало время собрать с прилавка – перевернутого пластикового ящика из-под пепси – часы, браслеты и прочий товар и спрятаться в табачном магазине рядом с кафе, притворившись одним из покупателей (он платил за это пятьдесят долларов в месяц хозяину магазина, грустному арабу из Йемена).

Негр был из Мали; стройный, высокий, похожий на статуэтку из темного лакированного дерева. Он вырос среди болот дельты Нигера, на малярийной земле племени фулани, и его мать была одной из них. По отцу, однако, он был туарег, из того же берберского рода, что и святой Августин. Негр никогда не слышал про Августина; он не читал