Но, когда старушка грубо нас растолкала, встать я сразу не смогла от боли во всех косточках.

- Ух! У меня даже мягкая точка синей будет. - Очень тихо пробурчала я. Но Лэла услышала и рассмеялась.

- Срамницы! Вы ещё смеете хохотать. Бога гневите! Помните о своем грехе.

Старушка уже стояла на земле и возле нее находились две женщины в длинных темных платьях и плотно завязанных платках. Они указали мне и Лэле, куда нам стоит идти.

Старушка напоследок удивила меня, обняв свою внучку. Она утирла слезы, расставаясь с девочкой, которую сама же сдала в Обитель. А потом старушка даже меня погладила по голове со словами:

- Бог с тобой, дитя неразумное.

А дальше за нами захлопнулись высокие деревянные ворота.

Вообще-то, хоть мама и брат всегда и говорили, что я глупая, но даже для меня было очевидно, что я попала в совсем странное место. И я сейчас не только об этой странной обители Благочестия говорю. Здесь, кажется, весь мир был ненормальным.

Не могла я в своем родном городе блуждать по парку несколько часов, не наткнувшись ни на одного человека, скамейку или, хотя бы брошенный мусор. И еще для начала сентября здесь было слишком холодно.

И люди здесь были странные, слишком суровые, не приветливые. Запахи, звуки – все не привычное. В общем, мир ненормальный, другой, чужой, не мой. А я сегодня ничего крепче кефира не пила. Могли мне что-нибудь в садике воспитатели в компот подсыпать? Вряд ли…

Но я сегодня очень устала и на анализ происшедшего была неспособна. Поэтому просто уснула с Лэлой в выделенной нам комнатке, прямо на брошенную на пол солому, прикрытую чем-то грубым и колючим

- Обычная циновка. – Проговорила Лэла. - Засыпай и не мешай мне отдохнуть. Завтра работать с раннего утра поднимут.

2. 2. В Обители Благочестия.

2. В Обители Благочестия.

А рано утром, когда ещё не рассвело, я убедилась в том, что я далеко не такая глупая, как обо мне думали мама и мой старший брат.

Нас с Лэлой грубо подняли с пола. И чуть ли не в лица нам побросали широкие платья из материала больше напоминающего мешковину. Когда мы их натянули прямо на нашу одежду, монахиня, которая стояла к нам спиной, развернулась и посмотрела на нас.

- Вы сейчас надели рясы. Позже вам сошьют и выдадут подрясники, тогда вы избавитесь от своей мирской одежды. – Сурово начала она.

Потом она попросила наклониться Лэлу и одела ей на голову маленькую плоскую и круглую шапочку. Она закрывала девчонке макушку головы от середины лба до затылка.

- Это тафья, - мне монахиня ее одевать не стала, а только вложила в мою руку. – Надевая эту шапочку следите, чтобы она закрывала ровно середину лба.

Потом она развернула большие серые платки. Один передала Лэле, а второй одела на меня. Она показала, как, держа его весу, сложить платок треугольником по диагонали. Накинуть его на верх головы и застегнуть под подбородком специальной булавкой. Не знаю, как я выглядела в широкой рясе шапочке и платке, закрывающим даже тело до самого пояса, но чувствовала я себя монашкой. Окинув нас довольным взглядом и напомнив, что волосы необходимо закрывать полностью, до единой волосинки, она велела следовать за собой.

И повела нас молиться в Храм. Я по дороге чуть несколько раз не упала из-за заплетающегося в ногах подола рясы.

Храм Единого Бога находился в отдельном строении. Это было огромное просторное помещение, где необходимо была все время молитвы стоять или сидеть, опустившись на колени. Я решила все время молитвы провести стоя, но вскоре, почувствовав усталость, опустилась на колени. Тем более пол здесь был чистый, из гладких деревянных досок.