Я лично допрашивал этого шпиона. Несмотря на нехватку времени, копал по полной, до самых мельчайших деталей. Однажды, когда тот рассказывал о своей заброске в СССР, я потребовал подробнее осветить его связь со старшим Шеелем. Выяснилось, что Бухгалтер познакомился с бароном Альфредом-Еско фон Шеелем еще во Франции в годы Первой мировой войны. Они служили в одном полку. Подробностей вербовки Альфреда-Еско он не знал, но слышал, что барона вынудили отправиться к большевикам, чтобы избежать какого-то грандиозного скандала. Неизвестные важные персоны посоветовали Шеелю не мозолить глаза в Германии, а отправиться куда-нибудь подальше, где его криминальные наклонности могли бы принести пользу фатерлянду.
Иначе ему не миновать суда.
Куратором Шееля был назначен некий Август Вильгельм Штромбах, в ту пору неприметный лейтенант, а ныне высокопоставленный сотрудник Абвер-Ц[24]. Как-то во время конспиративной встречи, ностальгируя насчет былого, Альфред-Еско проговорился, будто Штромбах сначала предложил ему отправиться в США – там, мол, и климат помягче, и начальство подальше. Для этого, осторожно намекнул Штромбах, было бы неплохо доверить разведотделу рейхсвера распоряжаться его счетом в женевском банке Lombard Odier. При этом он заверил барона, что деньги пойдут исключительно на возрождение отчизны.
Шеель, конечно, был отъявленным фанатиком, но разума, в общем-то, никогда не терял.
Он отказался, и в результате его отправили в Советскую Россию».
«…это случилось позже. А пока, соавтор, постарайся отразить в присущей тебе изобретательной манере наше изумление, когда в сентябре 1944 года, вернувшись в пансион фрау Марты после встречи с товарищем Вилли, один из «близнецов» застал там – кого ты думаешь?..»
Здесь листы кончались. Край последней страницы вообще был оторван.
Я тупо уставился на незаконченный текст, затем машинально перебрал рукопись. Не поленился просмотреть листы с обратной стороны.
Никакого указующего сигнала! Ни таинственного набора цифр, ни шифрованной пометки, ни отпечатков пальцев, оставленных на бумаге после поедания селедки и реально подсказывающих, где искать продолжение записок Трущева, – ни-че-го!
Это было не смешно! Это совсем не смешно, когда тебя, как козленка, заводят в самые дебри дремучего исторического леса, там бросают, а на прощание предлагают самому «припомнить» о событиях, случившихся до моего рождения, к которым у меня иных чувств, кроме досады при виде бездарно растраченного наследства отцов и дедов, не осталось.
Внутри все трепетало. Или рокотало, я точно не помню.
Скорее заколдобило!
Что, например, я, соавтор, мог вспомнить о Крайзе?! От этого оборотня можно было ждать чего угодно.
По терминологии Трущева это был самый острый вопрос современности, и встал он передо мной в тот самый момент, когда мне очень захотелось плюнуть на все вопросы и безмятежно умереть в своей постели.
Что преступного в таком желании? Что плохого в желании расслабиться, помечтать о способах поимки НЛО, о последнем снежном человеке, подыхающем в отрогах Гималаев, о Бермудском треугольнике? О том, с чем этот треугольник едят и насколько прочно этот примелькавшиеся бренды связаны с миром иррациональных чисел? Наконец, поразмышлять об использовании радиоволн для связи с потусторонним миром.
Потом зевнуть и закрыть глаза…
«…это все, что мы успели до 20 июля».
Часть II. На полпути к победе
Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно.
К. Клаузевиц
Глава 1
Утро встретило меня приветом. Сообщило в натуре, что солнце встало и чудесным светом все вокруг затрепетало. Еще доложило, что на дворе прохладно и никаких гудков в помине нет.