Я стоял как вкопанный, ожидая самого худшего для себя, для Закруткина, для его сына и, не поверишь, для молодого Шееля.
– Как старший Шеель держался на допросах? – поинтересовался хозяин кабинета, обращаясь ко мне.
Берия откровенно напрягся, однако я решил сказать правду.
– Он молчал. Мы применили несколько подходов – бесполезно. Барон – матерый и крепкий враг, товарищ Сталин.
– Как же вы добились показаний, товарищ Трющев?
– Мы подготовили Закруткина, затем продемонстрировали его старику.
– Хорошо подготовили? – живо поинтересовался Молотов.
– По полной программе, товарищ Молотов, – отрапортовал Трущев. – Кровь хлестала как из борова.
– И Барон сразу раскололся? – не поверил Сталин.
– Так точно, – ответил я.
– Да, – согласился Сталин и, обращаясь к Берии, выразил одобрение. – Твои молодцы умеют допрашивать.
– Это был психологический ход, товарищ Сталин, – объяснил Берия.
– Ха, ход, – усмехнулся Сталин и пригладил усы. – Впрочем, черт с ним, с Шеелем! Как мы должны поступить с этим шпионом?
Молотов подал голос:
– Шуленбург намекает на возможный обмен.
– Мы шпионов на предателей не меняем. Хотя просба посла дружественной державы заслуживает внимания. Что вы предлагаете, товарищ Берия?
– Закон позволяет сохранит ему жизн.
– Кому – старшему или младшему?
– Обоим, – уточнил наркомвнудел.
– Так, – высказал свое мнение Сталин. – Враги сжигают наши лесопилки, убивают наших граждан, а вы предлагаете сохранить им жизн?
– Суд решит, товарищ Сталин, – выкрутился Берия.
– Суд, конечно, решит, но суд не может решить политический вопрос – как поступить со старшим Шеелем?
– Революционный долг, товарищ Сталин, требует от нас бить безжалостними с врагами революции.
– Это верно. Но пролетарская сознательность подсказывает, если старый Шеель – враг матерый, то молодой, к тому же имеющий двойника, мог бы пригодиться. Товарищ Трющев, – обратился он ко мне, – старик сумел опознать подмену?
– Никак нет, товарищ Сталин. Он заплакал.
– Как заплакал?! – удивился Сталин. – Слезу пустил?
– Так точно.
– Вот так раз! Значит, можно предположит, что высокопоставленные чиновники в Германии, увидев сына Шееля, тоже пустят слезу. Почему бы нам не воспользоватся удобным случаем? Как вы считаете, товарищ Трющев?
– Это невероятно сложно, товарищ Сталин.
– Это хорошо, что вы понимаете меру ответственности за порученное дело, однако партия учит, что для коммунистов нет и не бывает невыполнимых заданий. Как вы считаете, товарищ Меркулов?
Меркулов моментально согласился с вождем.
– Вот и поработайте над возможностью подмены молодого фашиста нашим проверенным товарищем. Он член партии?
– Он – комсомолец, товарищ Сталин.
– Вот и хорошо. Лаврентий, обрати особое внимание на эту операцию. Какое название лучше всего отразило бы ее сут.
Никто не посмел рта раскрыть. Сталин подошел к своему письменному столу, выбил трубку, разломил две папиросы «Герцеговина Флор», набил трубку, не спеша прикурил, потом, повернувшись к собравшимся, внес предложение:
– Предлагаю назвать эту операцию «Близнец».
После короткой паузы он добавил:
– А насчет старого Шееля товарищ Берия прав – как наш советский суд решит, так и будет. Верно, товарищ Трющев?
– Так точно, товарищ Сталин.
Два дня у Трущева не было отбою от желающих пожать ему руку. Чины, которые прежде едва козыряли в ответ, теперь зазывали молодого оперативника в свои кабинеты, расспрашивали о житье-бытье, старались наладить отношения – «в случае чего ты, Трущев, не стесняйся, заходи, поможем». Единственным человеком, не обратившим никакого внимания на милость вождя, был Федотов и в какой-то мере Берия. Он, правда, упрекнул новоиспеченного лейтенанта: