Как будто полупьяные торговки не поделили места на базаре.

Впрочем, если посмотреть на суть вещей, то это сравнение не слишком грешит против истины.

Все на нерве, на страстях, на эмоциях. Никто не предполагает, не приглашает обсудить, не выражает точку зрения: все только и делают, что призывают и заявляют. В ситуации крайней поляризации мнений разобраться в реальных фактах не представляется возможным, а потому ложь перестала быть предосудительной, а сделалась чем-то средним между риторическим приемом и подобием аргумента. Все врут, во вранье обвиняют друг друга и при этом принимают ложь как элемент какой-то безумной игры, где важно смухлевать так, чтобы противник, даже прекрасно зная, что ты жулик, не смог подловить тебя на жульничестве публично. В итоге полемика сводится к яростной пикировке, схватке злобных комедиантов, где не важны ни факты, ни реальная экспертиза, ни знание, но только эмоции и впечатление. Журналистика выродилась совершенно, по сути, превратившись в информационную обслугу политики – факт, который все принимают как нечто само собой разумеющееся, – а по форме упростившись до умения ловко врать и позабористее обзываться.

Договориться больше нельзя. В первой же фразе любого разговора уже звенит раздражение, готовое прорваться потоком ядовитых оскорбительных реплик при малейшем признаке несогласия собеседника. Чужое мнение воспринимается как вызов ущемленному, болезненному эго и продуцирует агрессию, компульсивное желание уничижительно высказаться, как правило, проецируя на объект неприязни пороки и побуждения собственной мелочной и злобной души. Единственно верным признается только тот взгляд на жизнь, что исповедует своя социальная группа; несогласным же решительно отказано в искренности, а их несогласие объясняется или корыстными побуждениями, или интеллектуальной ущербностью, или моральным уродством.

Общепринято стало непременно быть недобрым, циничным, иронично-желчным; самый верный способ показаться себе значительным – занять позицию саркастического насмешника, взять за правило токсичный инфантилизм подростка, упражняющегося в неумных язвительных выпадах, переходящих в откровенную грубость. Присвоить вдруг без всякого основания право безапелляционно осуждать и судить, не стесняясь в выражениях, стало легчайшим способом хотя бы мнимо, но возвысить себя над кем-нибудь или чем-то, хотя на деле это демонстрация не эрудиции или ума, а дурного воспитания и комплекса социальной ущербности.

Так бабуины, чтобы показать, что они тут главные, демонстрируют всем свою красную задницу.

С одной стороны, в этом нет ничего принципиально нового: временам общественных потрясений свойственен раскол общества и непримиримость суждений. Вспомни, как у Андреева: «Глупость, жестокость и хамство – это три некоронованных короля современной России!». Но он написал это в 1918-ом, а сегодня, сколь высока не была бы социальная турбулентность, уровня первого революционного года сто лет назад она пока еще не достигла. До какой же степени дойдет культивируемая в обществе агрессия, когда получит для себя более веские основания, если даже сейчас в комментариях по любой отвлеченной теме перехлестывает через край?.. А в том, что она именно умышленно культивируется, что озлобление телевизионных шоу и публикаций в сети – это не только грязные деньги, на которые покупается популярность, но и ролевая модель поведения, определяющая нетерпимость к инакомыслящим, у меня, увы, нет сомнений.

Если я прав, то мир в самом скором времени ждут потрясения пострашнее маячащего цифрового концлагеря и генетического геноцида.