Доктор солидно вздохнул и снова навалился на мороженое. Сергей изо всех сил старался не улыбнуться.

– А так – особых новостей-то нет… Александра Иваныча еще при тебе посадили – так и сидит… Голодных много появилось, с головой совсем не дружат, молодые какие-то, борзые… Да, дуэль у нас тут намечается – Клейстер-Казанец с нашим Женькой-Питоном из-за женщины всерьез стреляться собрались – на Коркинских озерах, картечью. Ну дети, ей-богу… Женька-то ее у Клейстера отбил, ну тот и завелся… Придется завтра с Ноилем встречаться, перетирать это дело, а то придумали – мало нас менты мочат, так еще и сами друг друга…

– Толик, а казанцы – они же мусульмане, значит – тоже «черные»?

Доктор надолго задумался, потом покачал головой:

– Нет, то, что не «черные», – это точно, они в уважухе, хотя и беспределыцики, но и не наши они – это ясно. Они – между… Да! – Толик хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл подарок-то передать, Катерина Дмитриевна велела…

Доктор полез во внутренний карман куртки и достал оттуда черную трубку-радиотелефон.

– »Дельта»! Крутая штука, только денег жрет – немерено… Но тебе уже положено, сейчас все пацаны серьезные на трубках – удобно и быстро…

К кабачку «У Степаныча» Сергей с Доктором подкатили за две минуты до назначенного времени. Толик остался в машине, а Сергей пошел внутрь. Он не был здесь с того самого дня, как увез Гуся… Интерьер не изменился, а вот лица официанток и барменов были Челищеву незнакомы: видно, после той истории Степаныч решил от греха сменить персонал… Антибиотик как всегда сидел в кабинете, потягивал красную «Хванчкару». Впрочем, потягивал, пожалуй, громко сказано – один бокал густого красного вина Виктор Палыч мог мусолить весь вечер…

– Сереженька, заходи, садись… Поужинаешь со стариком? – Антибиотик вновь изображал из себя ласкового дедушку, искренне радующегося внучку, из чего Сергей понял, что его грехи – списаны. До поры.

– Не откажусь, Виктор Палыч. Что-то ем и ем, наесться не могу…

– Так организм-то молодой, ему топливо нужно… Сейчас все мигом накроют, а я тебе пока тему обрисую.

Прислуживать пришел старый официант, знакомый Челищеву. Время от времени халдей бросал опасливо-уважительные взгляды то на Сергея, то на Антибиотика, и у Челищева от неприятных воспоминаний засосало под ложечкой…

Когда ужин был подан и они остались вдвоем, Виктор Палыч неторопливо начал говорить:

– Как ты знаешь, Сережа, я никогда за криминалом не гонялся, наоборот, всегда считал что чем ближе к закону – тем безопаснее… Есть, правда, отдельные, из ума выжившие – в «мерседесах» ездят, но раз в месяц идут карманы по трамваям шарить – мол, по понятиям это… Ну, да не о них речь, – лицо Антибиотика зло перекосилось, видно, все-таки занимали его мысли те, кто за понятия цеплялся… Сделав над собой усилие, Виктор Палыч продолжил:

– Так вот, в той теме, которую мы сейчас начинаем, криминалу нет. Ну, почти нет. А суть в том, что через несколько дней из Красноярска должен прийти эшелон с алюминием… У этого эшелона трудная, но интересная судьба, которая нас, в принципе, волновать не должна… Нас должен, в конечном итоге, заботить только один вагон, который совместными стараниями превратится из гадкого утенка в прекрасного лебедя…

Антибиотик говорил долго, временами опускал некоторые подробности, но интуиция и опыт бывшего следователя помогали Челищеву воссоздать «выброшенные за ненадобностью» Виктором Палычем кусочки мозаики… Картина вырисовывалась простая до гениальности.

В далекой заснеженной Сибири пыхтел трубами комбинат, выплавляющий алюминий. Часть алюминия отправлялась потребителям, а часть накапливалась на заводе – так называемые брак, неучтенка, полученные игрой на минусово-плюсовых допусках, а также металл, оставляемый на комбинате для «внутренних нужд». Быстро ли, медленно ли, но постепенно накопилось такого «левого» металла вагонов шесть-семь. Его нужно было реализовывать, потому что, оставаясь на комбинате, он был просто металлом, а попав, к примеру, в Эстонию, превращался в поражающую воображение кучу долларов…